– Дай воды, – сказал он женщине.

Женщина принесла – без попреков, считая, что он готовится встать. Неделин жадно выпил большую кружку, проливая воду на шею и подбородок, на грудь – это освежало.

– Помоги встать.

Женщина помогла.

На дрожащих ногах, поддерживаемый ею, он дошел до туалета. Потом умылся.

– Хватит гигиену разводить, – торопила женщина. – Скоро московский придет.

Неделин надел штаны, рубашку и сел на постель, обессиленный.

– Может, проводишь? – сказал он женщине. – Сам не дойду. Подохну.

– Иди, иди! Не пойдешь – тем больше подохнешь!

Неделин приблизительно помнил, каким путем вел его вчера ночью милиционер от вокзала. Он шел, едва переставляя ноги, обливаясь потом.

Подоспел как раз к прибытию поезда, пассажиры, истомленные дорогой, энергично вырывались из тесных тамбуров, волоча сумки, чемоданы и узлы.

– Вещи поднести… Вещи поднести… – обращался Неделин то к одному, то к другому, но от него отмахивались. В провинциальных городах вообще такой роскоши, как пользоваться услугами носильщиков, не признают. И вдруг он увидел себя – то есть алкоголика Фуфачева в своем обличье. Фуфачев бодрый, хотя и помятый, со следами неблагоустроенного ночлега на лице и на одежде, подскакивал к пассажирам.

– Бабуся, надорвесся! – и выхватил сумку у старухи. – Куда нести? – и бежал, старуха спешила за ним. Вскоре он вернулся и напал на новую жертву: – Мужик, ты че? Два чемодана на горбу, ты че? Придатки опустятся, у меня брат от этого помер, дай помогу! – и отнимал чемодан у плечистого мужчины, тот смеялся, едва поспевая за шустрым Фуфачевым.

«Какого черта? – подумал Неделин. – У него же в сумке и деньги, и вещи всякие. И коньяк, кстати! Коньяк! А где же сумка?»

Он встал на пути Фуфачева, но тот обежал его, устремляясь к кому-то с испуганным криком:

– Ты че? Ты че? Женщина! С яблоками! Ты че?

Женщина с двумя корзинами яблок остановилась, обернулась недоумевая.

– Ты че? – подскочил Фуфачев. – Родишь раньше время! Дай помогу!

Выхватил корзины и поволок, не слыша протестов женщины, а протестовала она потому, что была не приезжей, а собиралась торговать яблоками на перроне. Кое-как она втолковала это Фуфачеву. Тот остановился, поставил корзины, вытер пот со лба и весело потребовал:

– Рубль за услуги, мадам!

– Нахал!

– Я нахал? Я вымогатель? Я хулиган? Меня судить надо за мою же работу вам помогать? В милицию меня сдать за это? Позвать милицию, тетя? Милиция?! Где ты?

– Дурак! – сказала тетя и сунула ему рублевку.

И вот перрон опустел, поезд тронулся, Фуфачев хлопотливо пересчитывал деньги и озирался. Неделин подошел к нему.

– Тебе чего? – спросил Фуфачев.

– Не узнаешь?

Фуфачев рассеянно глянул и отвернулся.

– Неужели не узнаешь? – встал Неделин перед ним.

– Отвали, мужик, в долг не даю, – сказал Фуфачев.

И в это время Неделин увидел свою сумку, она так и осталась на скамье – и никто не взял! Ай да город Полынск, слава твоим жителям! А в сумке – коньяк. Желание опохмелиться вспыхнуло с новой силой.

– Хочешь выпить? – предложил он Фуфачеву.

– Почем?

– Нипочем. Я угощаю.

– Иди ты!

– Я серьезно.

Неделин взял сумку, пригласительно кивнул Фуфачеву, направился в глубь палисадника, в укромное местечко среди кустов. Фуфачев недоверчиво пошел за ним.

Неделин достал коньяк, пачку печенья, стакан, взятый им в дорогу для чая, торопливо откупорил бутылку, налил и хотел поднести Фуфачеву, но рука сама поднялась и выплеснула коньяк в рот. Зажевал печеньем, налил теперь уж точно Фуфачеву.

– После вчерашнего? – спросил Фуфачев.

– Угу.

– Я тоже. Нарезался так, что… По пьяни одежкой с кем-то махнулся.

– А не со мной?

– Гля, точно! Значит, мы с тобой пили? Ничего не помню! – радовался Фуфачев.

– А больше ничем не менялись? Посмотри внимательно.

– Черт его… Вроде нет…

– Ну, тогда пей.

Фуфачев поднял стакан, прищурился на него.

– Хренота какая-то… Че-то со мной… Заболел, что ли…

– А что?

– Вроде пил, так? Много, так? А голова – не болит. И даже вроде выпить не хочу. То есть хочу, но могу не пить.

– Тогда не пей.

– Это как же? – не мог представить Фуфачев. – Нолито же!

Выпил, крякнул – и озаботился.

– Сколько я тебе должен? Он ведь дорогой, падла.

– Нисколько, – сказал Неделин, чувствуя радугу в захмелевшей душе.

– Ладно, сочтемся. Скоро откроют, возьмем чёнить.

– Обязательно – как тебя?

– Константин.

– Обязательно, Костя!

И вот уже восемь дней (или девять? или десять?) пьет Неделин с Фуфачевым и Любой. Они взяли тогда сразу ящик водки и сумку портвейна на деньги Неделина. Женщина обрадовалась, когда они пришли с водкой и вином, и ничуть не удивилась, что незнакомый человек запросто назвал ее Любкой, хлопнул по плечу, потом по заднице и сказал: «Хозяйка ты моя! Мечи, что есть в печи!» Радушно поставила на стол буханку хлеба и миску желтых огурцов. Не удивилась она и тому, что гость, напившись, полез с нею и с Неделиным в постель, они уснули все в обнимку, а утром торопливо глотали вино, не давая ни минуты пострадать себе после вчерашнего угара, от вина уже переходили к серьезной водке. Несколько раз Неделин пытался объяснить Фуфачеву, что произошло, но Фуфачев не мог его понять. Неделин на четвертый день добился только того, что Фуфачев с криком: «Да на, жлоб!» – снял с себя неделинскую одежду и взамен напялил свою собственную. Неделин на неопределенное время смирился – да и какая разница, из глубины чьей плоти любоваться окружающим, радоваться приятной беседе с милыми людьми, которые оказались небуянливы, петь с ними хорошие песни, говорить о дружбе, о философии жизни, о политике и о спорте. Люба то целовала Неделина – считая его Фуфачевым, и настоящий Фуфачев не был в претензии, то громким шепотом признавалась настоящему Фуфачеву, которого она принимала за гостя, что полюбила его горячо и внезапно и давай уедем. Фуфачев хохотал, Неделин радовался чувству женщины.

А вечерами, несколько раз в день напившись, поспав и опять напившись, они слушали радио. Загорался зеленый огонек, кто-нибудь крутил ручку и Неделин, закрыв глаза, лежа на кровати или на старом пальто в углу, начинал плавание по волнам эфира, смутно различая смысл издаваемых приемником звуков, зато…