Новая Англия поднимется и раздавит Бергойна!» — писал Вашингтон. Пока идет эта операция, Хау возьмет Филадельфию, но войну проиграет.

8. Немного военный, немного политик, немного драматург, немного придворный, сэр Джон Бергойн был безукоризненным светским человеком. Ему пришлось немало поинтриговать, чтобы получить пост командующего вместо генерала Карлтона, но, поскольку он был зятем лорда Дерби и благосклонно принят при дворе, он его получил. В успехе своего похода он не сомневался. Разве могут гражданские победить кадрового военного? В сущности, маршрут был неопасен, а лесной переход — недолог. И людей вполне достаточно, семь тысяч плюс шесть-семь сотен индейцев. Как джентльмен, Бергойн не доверял этим союзникам-дикарям. Перед отправлением в поход он собрал их и три часа делал им внушение. Он сказал, что рассчитывает на их хорошее поведение. Никаких убийств, никаких скальпов, никаких грабежей. Позже Бёрк в палате общин вдоволь поиздевался над этой речью: «Вперед, славные мои львы, ласковые медведи, милые гиены! Но поскольку вы теперь христиане и цивилизованные люди, умоляю: будьте осторожны и не причините никому зла, ни мужчине, ни женщине, ни ребенку…» Индейцев все это удивило, раздосадовало, оскорбило, и, как только дела пошли плохо, они исчезли вместе с выданными им оружием, одеялами и съестными припасами. Англичане были настолько уверены, что их ждет обыкновенная прогулка, что некоторые офицеры взяли с собой жен, а Бергойн — любовницу, бывшую женой одного из офицеров.

Карикатура на адмирала Хау. «Как один великий адмирал с великим флотом проделал долгий путь, долго пропадал, много повидал, а потом вернулся домой…» Гравюра Исаака Крукшенка. 1793

9. Вначале все шло хорошо. Бергойн захватил форт Тикондерога, который контролировал дорогу к озеру Шамплейн. Там он взял пленных и сто восемьдесят пушек. Эта новость воодушевила короля. «Я разбил их! — воскликнул он. — Я разбил американцев!» Но английский генерал Сен-Леже, который должен был присоединиться к Бергойну, двигаясь также из Канады, был остановлен американцами, и ему пришлось повернуть назад. Как только англичане вошли в лес, им стало трудно защищать от грабителей-индейцев (союзников или врагов — не важно) огромные обозы, которые они везли с собой. В этом диком краю, где не было ни человеческого жилья, ни культурных посадок, невозможно было найти пропитание. Доставка продуктов занимала так много времени и была сопряжена с такими трудностями, что фунт солонины, доставленный в эти леса, обходился британскому правительству в тридцать фунтов стерлингов. Местное население, очень немногочисленное, было настроено враждебно. Через месяц войска Бергойна изголодались и отчаялись. Ему бы свернуть в сторону Новой Англии, где он нашел бы по крайней мере более обжитую местность, но приказ военного министерства был категоричен. Он должен идти в Олбани и встретиться там с Хау. В то время как несчастный дисциплинированный Бергойн неуклонно двигался навстречу погибели, Хау со своей армией морем направлялся к Чесапикскому заливу.

Джон Трамбулл. Капитуляция генерала Бергойна в Саратоге 17 октября 1777 года. 1821

10. Вскоре положение Бергойна стало безнадежным. Одна американская армия под командованием генерала Линкольна отрезала ему путь к отступлению в Канаду; другая американская армия во главе с генералом Гейтсом преградила дорогу на Нью-Йорк. Он попытался перейти в наступление, но Гейтс и, главным образом, Бенедикт Арнольд остановили его. Тогда он засел в Саратоге и положился на судьбу. А что еще он мог сделать? Провизии у него не было — ему ее больше не присылали. Союзники-индейцы давно его бросили; немецкие наемники без сожалений принимали поражение. Семнадцатого октября Бергойн капитулировал. Пятитысячная армия сложила оружие. Гейтс пообещал людям Бергойна капитуляцию на почетных условиях и позволил отплыть из Бостона в Англию. Но конгресс не признал этого решения. Еще долго армия Бергойна бродила по дорогам и деревням Массачусетса. Когда, много позже, был подписан мир и принято решение отправить ее на родину, оказалось, что армии больше не существует. Солдаты стали колонистами. Такова была сила ассимиляции этого девственного континента, что он даже врагов превращал в своих граждан.

Джошуа Рейнолдс. Генерал Джон Бергойн. 1766

VI. Вступление Франции

1. Была в Европе держава, внимательно наблюдавшая за восстанием английских колоний, держава, на которую капитуляция Бергойна произвела сильнейшее впечатление. Это была Франция, жестоко униженная Парижским мирным договором. Великобритания совершила ошибку, включив в него статью, которую гордый народ не мог простить и согласно которой Франции вменялось в обязанность разрушить портовые укрепления в Дюнкерке, а Англия получала право разместить в этом городе своего уполномоченного. Французские государственные деятели желали… нет, не военного реванша, но ослабления Англии. Это желание ощущалось, впрочем, острее среди министров и военных, чем при дворе и в народе. Все образованные французы были в ту пору англоманами. Английские идеи вошли в моду благодаря Вольтеру и Монтескьё. Умные люди, чтобы заручиться репутацией мыслителя, ездили в Лондон, а Шекспир в переводе Летурнера производил настоящий фурор. Внешне обе страны пребывали в мире и согласии, на самом же деле их правительства питали друг к другу коварную, мелочную злобу. Англия исподтишка подстрекала к восстанию корсиканцев; Шуазёль, французский министр иностранных дел, радовался, получив известие о каких бы то ни было волнениях в Лондоне. «Даже если все англичане, — говорил он, — перерезали бы друг другу глотки, мне было бы этого мало». С 1768 года он, потирая руки, наблюдал за началом Американской революции. В Америке у него были свои агенты, сообщавшие ему о ходе дел. Тем временем он потихоньку восстанавливал французский флот. К концу Семилетней войны тот насчитывал не более сорока семи линейных кораблей и десятка фрегатов, все в плачевном состоянии; в 1771 году Франция имела уже шестьдесят четыре линейных корабля и сорок пять фрегатов в хорошем состоянии. Дело понемногу двигалось к господству на море.

Луи Мишель ван Лоо. Портрет Этьена Франсуа де Шаузёля, министра иностранных дел Франции. 1783

2. Людовика XV сменил на троне Людовик XVI, а Шуазёля — Верженн. Верженн не был гениальным политиком, но у него были опыт, здравый смысл, осторожность и патриотизм. Вполне достаточно для государственного деятеля. Войны он не хотел, но считал, что все, что ослабляет Англию, укрепляет Францию и что мятежных колонистов надо незаметно поощрить. Такая политика пугала его коллегу, министра финансов Тюрго, считавшего, что война вконец разорит страну. Молодой король не поддерживал Верженна. Людовик XVI был тем, кем хотел быть Георг III: абсолютным монархом. С какой стати ему поддерживать мятежников? Кроме того, в соответствии с Фамильным договором внешняя политика Франции была связана с политикой Испании, которая жила за счет своих американских колоний и не могла поэтому одобрять восстание колонистов. «Если