— Теперь ты под моей защитой. А я все-таки как-никак — воевода! — начал храбриться он.

— Я даже не знаю, как благодарить тебя, воевода, — ответила она, награждая его ясным взглядом.

— Мне не надо никакой благодарности. Я это делаю искренне и от всей души.

— Я никогда не забуду твоей доброты, воевода.

— Зови меня просто Сбигнев.

— А это удобно?

— Я так желаю.

Она наклонила голову в знак согласия. Наклонила так изящно, так очаровательно, так обворожительно, что у него дух занялся.

— Ну, спать, спать, спать! — всполошился он, чтобы скрыть свои чувства. — Утром встанем, начнутся новые заботы!

Три дня войско праздновало победу, выпивая непомерное количество вина и пожирая прорву пищи, в основном добытой у врага. А затем направилось в столицу.

Сбигнев в оргии не участвовал, он оберегал покой Денницы. Он это делал по наитию, по тому природному чувству, которое проявляется при сострадании к человеку, при желании помочь ему, не очень думая о последствиях. Но как-то, перед самым отправлением в столицу, он вышел из шатра, остановился под навесом, прикрывавшим караульных у входа. Надвинулась грозовая туча, ударил гром, полились струи дождя. Он стоял и смотрел на светлые потоки воды, пронизанные дневным светом, и сказал себе, что любит Денницу, и любовь у него к ней такая же светлая и чистая, как эти чистые струи, льющиеся с небес. Ему пятьдесят, вся его жизнь прошла в сражениях и походах, он не знал семейного уюта, его домом был шатер с походной кроватью, столиком и табуретками, его пища готовилась на костре, а иногда приходилось довольствоваться копченостями из походной сумки, запивая речной или озерной водой. Он никогда не сетовал на свою судьбу, был доволен тем, что есть. Но теперь ему вдруг захотелось оказаться у домашнего очага, в окружении любимой супруги и оравы детей, и чтобы супругой была Денница, самая замечательная девушка, которая спит у него в шатре…

Прага восторженно встречала победителей, Само закатил роскошный пир. После него позвал Сбигнева, сказал милостиво:

— Приглашай свое племя на богатые земли Паннонии. Как мне известно, там паслись стада гуннов, приходили другие кочевники, властвовали авары. Теперь положение изменилось, там я хозяин! Пусть племя словен встанет преградой на пути других завоевателей, которые попытаются напасть на Чехию!

— Завтра же через гонца сообщу твои слова князю Словену. Он будет рад, что наш народ найдет пристанище в пределах твоей державы, Само!

Однако наутро все изменилось. Примчался вестник с западной границы с сообщением, что франкский король Дагоберт[2]пересек рубежи страны и движется в глубь Чехии.

— И что ему надо в наших землях? — недоуменно говорил Само в кругу военачальников, которых он собрал на совет. — Франкское королевство в упадке, его раздирают внутренние смуты. Сидеть бы ему на престоле и заниматься делами своей страны. Ан нет, тянет на военные подвиги, хочет доказать свою силу. Кому это нужно?

— Ему и нужно, — ответил один из воевод Само. — Сумеет одолеть нас, повысит свой вес в государстве, а потом, может, и соперников своих одолеет.

Глупый расчет. Если страна раздроблена, если нет единой мощи державы, никаких побед над соседями не добиться. Готовьтесь в новый поход, князья и воеводы!

Распустив военачальников, Само остановил Сбигнева, спросил:

— Воевода, примешь ли участие в новом походе? Не скрою, дружина словен является опорой моего войска, и я бы не хотел ее терять.

— Я буду верно служить тебе, король, поскольку ты обещал земли для моего племени.

— Я не из тех, кто меняет решения. Итак, мы вместе идем на франков?

— Только так, Само.

Из совета Сбигнев тотчас отправился в терем, который был предоставлен ему на проживание королем. В одной из светлиц он поселил Денницу. Она радостно встретила его.

— Как ты одна? Не скучала? — участливо спросил он ее.

— Я до сих пор не могу поверить, что все это не во сне, а наяву! — волнуясь, ответила она ему. — Только вчера была ничтожной рабыней, а теперь живу в такой роскоши! И кого я должна благодарить? Кому обязана всей своей жизнью? Только тебе, воевода, только твоей доброте и бескорыстной щедрости!

— Ну ладно, ладно, — в смущении отмахнулся он и продолжал: — Мы снова идем в поход. Я договорюсь, и твою светлицу оставят за тобой. Вернусь, будем думать, как тебе жить дальше.

— И нечего думать! Я отправлюсь вместе с тобой, воевода.

— Сбигнев, а не воевода, — поправил он ее.

— Хорошо… Сбигнев, — слегка запнувшись, ответила она; хотя он раньше просил его звать по имени, она до сих пор не могла к этому привыкнуть. — Я заметила, что в походах ты совсем не обихожен, питаешься из общего котла, белье тебе стирают телохранители, все как-нибудь, неумело, по-мужски. Думаю, тебе нужна женская забота, тогда и в шатре будет уютно, и пища вкусная, и одежда чистая. Уж я постараюсь изо всех сил!

Сбигнев был смущен таким поворотом разговора, некоторое время молчал, не зная, что ответить, но потом взглянул в честные, открытые глаза девушки и произнес те слова, которые исходили из глубины его души:

— Коли тебе самой хочется, но я рад быть рядом с тобой!

Войско сразу после выхода из столицы стало двигаться в боевом порядке. Впереди был выслан авангард, затем шли полки всех племен и королевская дружина, замыкал обоз арьергард из соединений ремесленников городов. Сбигнев посадил Денницу в крытую двуколку, запряженную спокойной кобылой, в возчики выделил своего дружинника, отличавшегося ровным характером, да еще посчитал нужным дать ему наставления двигаться тихо, без лихачества. Сам он ехал недалеко от нее, не надоедал частыми разговорами, но изредка осведомлялся, хорошо ли она себя чувствует и не нуждается ли в чем. На это она неизменно отвечала:

— Благодарствую, Сбигнев. Мне ничего не надо. Я ко всему привычна.

К Сбигневу подъехал Преслав, князь племени седличан, красивый и разбитной повеса, любитель выпить; он ранее пару раз приходил к Сбигневу с кувшинами вина, угощал, сам не отнимал чарки ото рта, но умел не напиваться и уезжал, прямо сидя на коне.

— И ты, воевода, с нами? — весело проговорил он, озорными глазами оглядывая окрестность. — Да никак сопровождаешь двуколку с красавицей? Хотелось бы знать, кто она такая.

— Это моя служанка, — сдержанно ответил Сбигнев. — Прошу держаться от нее подальше.

— Понимаю, понимаю! Лель, бог любви, покоряет даже в старческом возрасте! Да ладно, меня это не очень интересует. Вот скажи мне, Сбигнев, ради чего ты так стараешься, ради чего ведешь свою дружину на смертный бой?

— Завоевываю право на владение землей в Паннонии для нашего племени.