Но теперь… Теперь настало время, когда каждый из них должен был пойти по жизни своей собственной дорогой.

– Знаешь, Жо-Жан… – нерешительно начал Андре.

– Да, слушаю. – Друг вопросительно взглянул на него.

– Спасибо тебе, Жо-Жан. Спасибо за все, что ты для меня сделал. Мне никогда в жизни не расплатиться с тобой.

– Это звучит, как прощание, – заметил Джозеф-Жан.

– Наверное, я излишне чувствителен. – Андре провел ладонью по заросшей щетиной щеке. – Думаю, что не узнаю себя в зеркале – так долго я не смотрелся в него. Чего доброго, перережу себе горло с непривычки во время бритья.

– Можем посоревноваться, кто из нас первым пустит себе кровь, – ответил Жо-Жан. – А пока… Оставь эти печальные мысли и приготовься праздновать. Ты же не хочешь испортить настроение всей деревне?

Заставив себя улыбнуться, Андре проговорил:

– Да-да, разумеется, праздник состоится. Только дай мне час. Хочу побродить в развалинах в последний раз. А потом у нас будет веселый вечер.

– Договорились, – согласился Жо-Жан. – Увидимся на закате.

В ту ночь вся деревня пировала. Произносились тосты, рассказывались разные истории, и никто не следил за временем. Андре наслаждался дружеским теплом, прекрасно понимая, что все это – в последний раз. Даже танцуя, он понимал, что это – тоже в последний раз. А потом, когда костер начал догорать, Умар, уже ставший ростом как мужчина, вынес свою флейту и проговорил:

– Я сыграю тебе, Бейнзбери. Эту музыку я сочинил в твою честь.

Парень поднес флейту к губам, и полилась удивительная мелодия, необычайно выразительная и, казалось, проникавшая прямо в душу. В этой мелодии был весь Ближний Восток в его эмоциональной гармонии – были и безбрежные пустыни, и мощь гор, и журчание драгоценной воды в реках и ручьях. И еще в ней звучала невыразимая скорбь; казалось, что Умар выражал свою печаль перед их отъездом.

Когда же молодой человек опустил флейту, его лицо было мрачным.

– Пусть Аллах хранит тебя на твоем пути, эфенди, – сказал он со вздохом.

– Благодарю тебя, Умар. И пусть Он хранит также тебя и всех вас, – ответил Андре. – Это была прекрасная музыка. Что тебя вдохновило на нее?

– Как я сказал, эта музыка о тебе, – объяснил Умар. – Али рассказала нам трагическую историю о тебе и твоей жене, которую ты любил больше жизни и которая умерла. В музыке описывается твоя борьба и твое путешествие по нашей стране, которое ты предпринял для того, чтобы забыть о прошлом, набраться сил от нашей земли, воспрянуть духом – и научиться жить заново.

– Что?! – воскликнул Андре, привстав. Он бросил уничтожающий взгляд на Джозеф-Жана, который, казалось, тоже был потрясен, что говорило о его невиновности. Но тогда как же Али узнала об этом? Как могла даже предположить такое?

– Али… – Андре снова опустился на ковер. – Значит, Али рассказала тебе эту историю?

– Да, она, – подтвердил Умар. – Мы были очень тронуты, когда услышали ее тем летом. Это была великая история о твоей ужасной потере. С тех пор мы благоговели перед тобой. – Парень приложил руку к сердцу. – Немногие мужчины могут взять после такого еще одну жену. Поэтому я подумал, что нужно сочинить об этом музыку, чтобы ты запомнил наше с тобой прощание.

Андре долго, не отрываясь, смотрел на Умара. Взглянул на Джозеф-Жана, после чего оглядел всех присутствовавших. Ему хотелось убить их всех за вмешательство в его личные дела. Но тут перед ним неожиданно возникла Али, сочинившая одну из своих невероятных историй. Типичная ситуация! Она, как обычно, понятия не имела, о чем говорила, но каким-то немыслимым образом ей всегда удавалось попадать в точку.

Откинув голову, Андре громко захохотал.

Июль 1869 года

Лондон, Англия

Али обернулась и через плечо оглядела турнюр своего платья.

– Даже не знаю, Хэтти… – пробормотала она, наморщив лоб. – Тебе не кажется, что изгиб слишком большой?

– О, нет-нет. – Хэтти смотрела на нее с обожанием. – Ты просто прелесть. Хотела бы я быть такой красивой.

Али покачала головой.

– Нет-нет, ты намного красивее меня, Хэтти. – Она попыталась приободрить свою ближайшую подругу, которая была чудесным человеком – пусть даже и не красавицей.

– Не говори глупости, – отмахнулась Хэтти. – И вообще, если не веришь мне, посмотри на мужчин, которые все время вьются вокруг тебя.

– Они вьются по одной причине – я для них очень удобна, – заявила Али. – Они знают, что я не стану строить им глазки или кипеть от возмущения, если кто-нибудь из них ляпнет что-то не то.

– Иногда я не понимаю тебя, Алексис… – в задумчивости проговорила Хэтти. – Ты выезжаешь уже три сезона, имела массу возможностей выйти замуж, но отказываешься принимать своих ухажеров всерьез. Почему так? – Она чихнула в носовой платок и утерла нос.

Али усмехнулась.

– Я пока что не встретила того, кого смогу принимать всерьез. Некоторые из них очень милы, но все они – школьники-переростки.

Хэтти с неодобрением взглянула на подругу.

– А тебе не кажется, что это – не слишком умно? Я, например, была бы совсем не против, если бы эти школьники-переростки толпились вокруг меня.

– Ох, прости… – пробормотала Али. – Я знаю, что ты пытаешься найти себе мужа, и я уверена, что обязательно найдешь, как только нужный человек объявится. Точно так же и я жду… кого-то особенного. А пока не нашла – буду радоваться жизни.

– А как же Мэтью? – спросила Хэтти. – Он несказанно хорош и умен. И он когда-нибудь унаследует графство.

– Мэтью – всего лишь один из возможных наследников, – напомнила Али. – Первым наследником является его отец. В том-то все и дело, Хэтти. Ему ни к чему торопиться с женитьбой, а я… Я создаю ему удобный фон. Если завтра меня не станет, то он погрустит какую-нибудь неделю, не больше.

Хэтти нахмурилась и заявила:

– Мне кажется, ты не видишь того, что происходит у тебя под носом. Мэтью тебя обожает, и из него получится прекрасный муж.

– Для кого-то – да, – согласилась Али. – Сколько уже раз я говорила тебе: он для меня – добрый друг, не более того.

– Ты разобьешь ему сердце, – проговорила Хэтти, поправляя шаль на плечах.

– Кому? Мэтью? О, за него не беспокойся. Я для него – всего лишь старая привычка. Он знает меня как облупленную.

– Может быть, и так. Однако я точно знаю, что многие девушки очень хотели бы оказаться на твоем месте. Все страшно тебе завидуют.

Али фыркнула.

– Завидуют девчонке, которая и выглядит, и ведет себя как цыганка? Не думаю. Уж если кто-то должен завидовать, так это я. Ты даже не представляешь, как мне хотелось бы иметь белокурые волосы, голубые глаза и хрупкую фигурку.