Мы замолчали. Тишину долго нарушал только тихий плеск воды.

Сэм взял у меня из рук телефон и открыл другую статью.

– Здесь говорится, что после крушения парохода жертвы снесли в подвал, чтобы их могли опознать, как ты и говорила. Но, судя по этой статье, все тела были опознаны через несколько дней после катастрофы. Все, кроме одного.

Сэм отдал мне телефон. Под статьёй была зернистая чёрно-белая фотография. На ней был изображен маленький мальчик в шляпе. Большие, пронзительные глаза смотрели прямо в камеру, те же самые глаза, которые я только что видела в воде. Те же глаза, которые преследовали меня несколько дней. Это был он. Это мой мальчик-призрак.

– Уилли Новотный, семь лет, – прошептала я. Я впервые произнесла его имя вслух, и по моей коже побежали мурашки.

– Да. Здесь написано, что они не знали, как его зовут, поэтому присвоили ему название «мальчик № 396». – Сэм натянул на голову капюшон, чтобы защититься от ветра. – Мальчик номер 396 пробыл там целую неделю.

Я разжала ладонь и выпустила листок бумаги, найденный в автобусе. Он полетел к воде и приземлился надписью кверху прямо в тёмные набегающие волны. В другой день я бы постаралась вытащить его, чтобы не мусорить, но только не сегодня. Сегодня я решила отпустить его. Я смотрела, как торопливо нацарапанные цифры тонут в воде, и мой желудок болезненно сжимался. Я больше не могла смотреть на фотографию. Я закрыла статью и сунула телефон в карман. Потом я снова повернулась к воде. Она успокоилась и выглядела почти мирной. Эта же самая вода утащила на дно несчастного мальчика, а потом он один остался в холодном каменном подвале. Как такое могло произойти на глубине всего двадцати футов, когда совсем рядом был берег? Это казалось совершенно невероятным, как и пожар в театре «Ирокез».

Кэсли шагнула ко мне. В её глазах уже не было радости, и они казались испуганными.

– Ты уверена, что это именно он преследует тебя? Кажется, всё сходится, но я тебя знаю. Ты не можешь в это поверить.

Уже нет. Комок у меня в горле стал ещё больше.

– Я уверена. Это вполне логично. Уилли оставили одного. На много дней. У него есть все причины сердиться.

Сэм серьёзно кивнул.

– Видимо, его родители погибли на корабле, поэтому его было некому опознать. По крайней мере сразу.

– Теперь понятно, почему он задавал этот вопрос, – заметила Эмили.

– Что? – Я была настолько зачарована плеском воды, что едва услышала её.

Эмили постучала по своему блокноту, и её указательный палец застыл над открытой страницей.

– Где они? Я думала об этом с самого начала, когда мы только занялись расследованием в твоей гостиной. Теперь всё понятно. Наверное, призрак искал своих родителей.

О боже! Я вспомнила, как призрак Уилли впервые прошептал эти слова в автобусе, когда у меня появилось это странное чувство. Мне казалось, мне чего-то не хватало или я что-то потеряла. И я ни разу не подумала о том, что это мальчик что-то потерял. Свою семью. Он потерял свою семью.

Видимо, треснувшая рамка с семейной фотографией всё-таки была знаком.

С каждым шагом в сторону от реки эхо прошлого постепенно стихало. Я пока не знала, как выяснить, что нужно от меня Уилли Новотному и почему он начал меня преследовать, но я должна была это сделать. Этого требовали затопленные дома и перенесённые школьные шкафчики.

– Всё нормально? – спросил Сэм, когда мы сели в автобус. Мы дошли пешком до Мичиган-авеню, чтобы поехать на автобусе номер 146, так как он быстрее других мог довезти нас до дома. – Ты что-то притихла.

– Всё в порядке. Я просто переживаю.

Сэм уселся и похлопал по сиденью рядом с собой.

– О чём? Теперь-то ты знаешь, кто такой этот призрак.

– Да, но это ещё не всё. Мы разгадали только одну часть загадки. – Я пыталась говорить спокойно, но мне было сложно это делать. С какой бы стороны я ни смотрела на эту ситуацию, она по-прежнему оставалась запутанной. – Мы знаем, что меня преследует призрак Уилли Новотного. Остался один большой вопрос: почему?

Сэм задумался. Он смотрел в окно на пролетавшие мимо деревья и озеро. Я успела заметить проскользнувший за окном Военно-морской пирс. Огромное колесо обозрения выглядело просто великолепно на фоне ярко-голубого неба, а прогулочные суда сверкали на солнце. Чикаго прекрасен. Даже если здесь обитал призрак, который не давал мне спать по ночам.

– Может быть, это уже неважно, – наконец ответил Сэм, пожав плечами. – Может быть, он просто хотел, чтобы его кто-нибудь нашёл. Кто-то, кому не безразлична именно его история, а не все эти легенды, которые папа рассказывает на своих экскурсиях.

Я кивнула. Сэм мог быть прав. В конце концов, именно поэтому для своего задания по истории я выбрала Декстера Грейвса. Но странное чувство по-прежнему не покидало меня.

– Это ещё не конец. Я всё ещё ощущаю его присутствие, Сэм. Если бы он на этом успокоился, то разве бы уже не ушёл?

Сэм почесал голову.

– Не понимаю. Я прочитал, что когда тело Уилли наконец опознали, в честь него устроили торжественную церемонию, на которой были тысячи людей. Людей, которые даже не знали его. Он стал чем-то вроде символа, то есть представлял всех людей, которые тогда погибли. Не знаю, что такого можешь сделать для него ты, чего не смогли все эти люди.

– Не уверена, но у меня есть идея, – прошептала я. – Вчера перед сном я вспомнила, как однажды прочитала, что в Чикаго есть места, где можно найти информацию и выставки, посвященные пароходу «Истленд». Самая большая выставка в историческом музее.

– Думаешь, там может быть информация об Уилли? – с надеждой спросил Сэм.

– Может быть, – ответила я. – Надо попробовать.

Я сняла со спины рюкзак и расстегнула молнию. Потом принялась рыться в куче сломанных карандашей, папок и ластиков и наконец извлекла смятую десятидолларовую купюру.

– Интересно, сколько стоит билет? У меня всего десять долларов и подарочная карта «Данкин Донатс»[9].

Сэм вздохнул.

– Даже не знаю. Дай-ка посмотрю, что есть у меня.

Пока он рылся в своём рюкзаке, я открыла сайт музея и щёлкнула по странице со стоимостью билетов.

– Сэм! Вход бесплатный, если тебе до двенадцати лет!

Мой брат улыбнулся так широко, как будто только что что-то выиграл.

– Отлично! Ты можешь пойти бесплатно, а мне хватит десяти долларов на билет. Теперь нам осталось только уговорить их нас впустить.