И все равно Кристина чувствовала себя в ней отвратительно. Большая или маленькая, элегантная или убогая, ей было совершенно все равно.

– Разве у вас нет открытых карет, таких, как я видела в Гайд-парке? И пожалуйста, прекратите пытаться раздавить меня. Подвиньтесь же!

– Да, у меня есть открытая карета. Она называется фаэтоном. Однако после наступления темноты фаэтоном не пользуются, – раздраженно объяснил он. Его терпение было на исходе. Лайон хотел добиться от нее правды, а не обсуждать такие банальные темы, как разные виды карет.

– А следовало бы, – пробормотала Кристина. – О Боже, я не должна говорить об этом. Но поскольку я больше вас не увижу, это не так уж важно. Я не выношу темноту. Нельзя ли открыть занавески на окнах? Мне просто дышать нечем.

Панические нотки, прозвучавшие в ее голосе, привлекли его внимание. Его гнев моментально испарился, когда он почувствовал, как она дрожит.

Лайон немедленно отдернул занавески и обнял ее за плечи.

– Я только что дала вам оружие против себя, правда?

Он совершенно не понимал, о чем она говорит. В тусклом свете, проникавшем в карету через окна, он увидел в ее глазах страх и заметил, что ее руки сжаты в кулаки.

– Ты действительно испугалась? – спросил он, притягивая ее к себе.

– Вообще-то это не страх, – прошептала Кристина. – Просто у меня вот здесь, в груди, появляется комок. – Она взяла его руку и положила себе на грудь. – Вы чувствуете, как бьется мое сердце?

Он ответил бы ей, если бы совладал с голосом. Стоило лишь дотронуться до нее, и голова у него вновь пошла кругом.

– Я попытаюсь отвлечь тебя от твоих тревог, милая, – прошептал он, когда снова обрел способность говорить. Он наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был неторопливым, томным, и Кристина потянулась, чтобы коснуться кончиками пальцев его щеки.

Дрожь пробежала по его телу, и теперь уже его сердце заколотилось.

– Ты знаешь, что ты колдунья? – спросил он. – Ты хотя бы представляешь, что я хочу с тобой сделать? – Его пальцы скользнули в вырез ее платья, нежно гладя мягкую кожу.

Он шептал ей запретные, чувственные слова.

– Я не могу больше ждать, любовь моя. Я хочу чувствовать тебя всем телом. Обнаженной. Боже, я хочу быть в тебе. Ты ведь тоже хочешь меня, да, Кристина?

Он не дождался ответа и вновь завладел ее нежными губами. Его язык проникал все глубже и глубже во влажные глубины.

Кристина не знала, как это случилось, но внезапно поняла, что сидит на коленях у Лайона, а ее руки обнимают его шею.

– Лайон, вы не должны говорить мне такие вещи! – Ее протест скорее походил на стон. – Мы не можем делить одно одеяло, если мы не женаты, – добавила она и, обхватив руками его лицо, снова поцеловала его.

Она совершенно забыла о тесноте кареты, обо всех своих тревогах, о том, что он отверг ее предложение. Его поцелуи лишали ее способности думать.

Ее грудь жаждала его прикосновений. Лайон покрывал легкими поцелуями ее шею, остановившись лишь, чтобы коснуться ее маленького ушка своим теплым дыханием, а затем – языком. Тыльной стороной руки он слегка коснулся ее сосков, один раз, второй и еще раз… пока внутри у нее не заполыхал огонь.

Когда он сдвинул вниз платье, обнажив ее грудь, она попыталась остановить его.

– Нет, Лайон, мы не должны…

– Позволь мне, Кристина, – произнес Лайон, и голос его охрип от охватившего его желания.

Его рот нашел ее грудь прежде, чем она успела запротестовать, а потом она была так потрясена тем, что он делал, что уже не в силах была возражать.

– Мне нравится пробовать тебя на вкус, – прошептал Лайон. – Боже, ты так нежна! – Его язык ласкал сосок одной груди, а рука в это время гладила другую.

Кристина вцепилась в него, плотно закрыв глаза. Тихий стон вырвался у нее. Острое желание заставило ее вновь прижаться всем телом к Лайону.

Кристине хотелось, чтобы эта сладкая пытка длилась вечно.

От дальнейшего позора ее спас голос кучера Лайона. Весть о том, что они добрались до ее дома, проникло сквозь сладостный туман.

– Бог мой, мы дома!

Лайон пришел в себя не столь быстро. Прошло несколько мгновений, прежде чем ее слова дошли до него. Он дышал тяжело и порывисто. Откинувшись на спинку сиденья, он глубоко вздохнул, пытаясь обрести какое-то подобие самообладания.

Кристина привела в порядок платье и села рядом, положив руку на его бедро. Лайон оттолкнул ее руку, вздрогнув так, словно она вонзила в него нож.

– Вы сердитесь на меня? – прошептала она. Глаза его были закрыты, щека подергивалась, и Кристина решила, что он действительно сердится на нее. Она сжала руки на коленях, пытаясь унять дрожь.

– Прошу вас, не сердитесь.

– Черт побери, Кристина. Дай мне минуту, чтобы успокоиться!

Кристина от стыда нагнула голову.

– Простите, Лайон. Я не хотела, чтобы наши поцелуи зашли так далеко, но я ничего не могла с собой поделать и совершенно не в силах была остановиться.

– Это я виноват, а не ты, – пробормотал Лайон, пытаясь извиниться. Он наконец открыл глаза и взглянул на нее. Черт, она выглядела такой подавленной! Лайон попытался снова обнять ее, но Кристина отпрянула в самый угол. – Милая, все хорошо. – Он заставил себя улыбнуться. – Мне проводить тебя в дом?

Она покачала головой:

– Нет, графиня спит чутко. Она услышит, – прошептала Кристина.

Лайон не мог уйти от нее. Не сейчас… не так. Он чувствовал себя кругом виноватым: она выглядела такой пристыженной! Он не представлял, как сможет утешить ее, если она начнет плакать.

– Черт, – пробормотал он себе под нос. Каждый раз, когда он дотрагивался до нее, он терял рассудок. Если он попытается утешить ее, то, наверное, сделает только хуже.

Лайон распахнул дверь и помог Кристине выйти из кареты.

– Когда я снова увижу тебя? – спросил он, одновременно пытаясь обнять ее. Кристина же пыталась оттолкнуть его руки, поэтому он не был уверен, что она расслышала вопрос. – Кристина, когда я снова увижу тебя?

Она отказывалась отвечать ему до тех пор, пока он не отпустит ее.

Лайон же не собирался отпускать ее, пока она не ответит.

– Мы простоим здесь всю ночь, – сказал он.

Вдруг Кристина обхватила его руками за шею и прижалась к нему.

– Я виню только себя, Лайон. Нельзя было просить вас жениться на мне. Я поступила очень эгоистично.

Ее слова так удивили его, что он разжал руки. Кристина не поднимала головы, и он не мог видеть ее огорчения, но с дрожащим голосом она не могла совладать.