Рарох глядит на темную завесу и некоторое время молчит.

— Цель неясна, — наконец говорит он. — Здесь завязан какой-то сложный узел, но велика вероятность, что это не успеет реализоваться. Точнее можно будет сказать, только понаблюдав за течением событий. Поэтому твое задание пока приостановлено, Ануп. Сейчас важнее создавать легион.

— Нам нежелательно терять такого бойца, как ты, — Лилит кладет ладонь на колено Анупа. — Во второй раз твою шкуру могут испортить основательнее.

За стулом Халь возникает огромный негр, забирает ее тарелку и уносит. Возвращается и стоит возле женщины — он наг, и хорошо виден темный напряженный член.

— А теперь развлечемся, — со смешком говорит Лилит. — Ануп, говорят, ты стал жестковат на ощупь. Надо попробовать…

Она умолкает. Рот открыт, но больше не доносится ни звука. И все остальные будто каменеют: Рарох сидит как темная глыба, Темный воин привстал и похож на статую самурая, на лице Халь застыла улыбка предвкушения. Завеса, разделявшая стол, тает или растворяется в темноте.

За ней никого, но от макушки до пят пронизывает холод, и кто-то незримый будто обступает со всех сторон. Явственнее становится шум, словно от чьего-то могучего дыхания.

— Ты непочтительна, Сайнара, — слова падают, будто каменные глыбы. — И не так хорошо все обдумываешь, как подразумевает твое имя.[8] Полагала, я не замечу твоего присутствия под покровом этой драной кошки?

Тайша разъяренно шипит, и рогна успокаивающе гладит ей загривок.

— Ты… знаешь мое имя? — с запинкой спрашивает она.

— Конечно, хотя ты стеснялась назвать его даже своему… мужу.

— Похоже, ты хотел сказать какую-то гадость, — с ноткой угрозы говорит рогна. — Хорошо, что не сделал этого. Впрочем, ты трусоват. Как-то бежал от моего сына.

— У него был клинок кармы, а у тебя нет. Но я не стану причинять тебе вред, время битвы в небесах еще не пришло. Просто побудешь вне времени, как сейчас мои приближенные. Полностью управлять временем ты пока не научилась.

Смех, будто зловещее кудахтанье, звучит со всех сторон.

— Не вздумай повредить моим спутникам! — гневно говорит рогна. — Меня все равно освободят, и я расквитаюсь с тобой.

— Я не имею права суда над смертными, да мне и необязательно что-то делать. Ты сама привела их на порог страны мертвых, а теперь они перейдут в нее целиком.

Рогна резко поворачивается к Илье, открывает рот… и вдруг застывает, как и сидящие за столом. Похожа на памятник в Усть-Нере, только руки бессильно опущены.

— Приходящие во тьму в ней и останутся, — раздается громом со всех сторон. — Под властью Темного чертога.

Чуть светает. Снова вокруг стены, будто из черного мрамора, только нет ни стола, ни сидящих за ним. Слева высокий треугольный проем и справа такой же проем. Какие-то фигуры стоят вдоль стен — может, это другие, для кого Хозяин чертога остановил время.

Сердце Ильи сжимается в тоске: что им теперь делать? Одни, без провожатых, в странном мире между жизнью и смертью…

Тайша вдруг садится на задние лапы и высоко поднимает голову, глаза вспыхивают желтым огнем.

«Если я пойду и долиною смертной тени, — четко отдается в голове Ильи, — не убоюсь зла, потому что Ты со мной…».[9]

Тайша? Но как она может говорить так свободно, до сих пор отделывалась короткими фразами? А Тайша начинает изгибаться всем телом, в глазах довольство, словно ее гладят по спине.

«Какое блаженство! Мы в тонком мире, и ничто не мешает госпоже Бастет делиться со мной своей мудростью. Я даже не знаю, говорю я или она? Вы, люди, не цените дара речи, а умение говорить друг с другом могло бы избавить вас от зла».

Илья еле сдерживает смех, а то прозвучит неуместно: кошка, пусть и большая, учит людей мудрости.

«Но откуда взялась твоя госпожа? — спрашивает он. — Я знаю, что Христос, например, был человеком, хотя и Сыном божьим. После воскресения вознесся на небо и когда-нибудь придет судить живых и мертвых. Неужели твоя госпожа была когда-то простой кошкой?»

«Конечно, нет, — нотка обиды звучит в „голосе“ Тайши. — Ее почитали как богиню в Египте уже тысячи лет назад. Из токов поклонения постепенно сформировалось ее „ба“, бестелесная энергетическая сущность. Она росла, как растет детеныш, и приобретала сознание. Столько любви и поклонения было излито на нее, что когда культ Бастет угас, этой сущности не позволили умереть. Высшие силы дали ей астральное тело, и теперь она одна из Владык».[10]

«Извини, я неловко выразился. Ну, раз госпожа Бастет твоя покровительница, надеюсь, она подскажет, куда идти?»

«Это несложно. Мы в Тонком мире, и здесь материализуются мысли и желания. Надо стремиться туда, где остались наши физические тела. Пока они спят, но жизненная сила постепенно покидает их. Если мы промедлим, они умрут».

«И что будет с нами?»

«Куда бы не шли, окажемся под стенами Исейона. Нам уже не придется проходить через смерть. В полях асфоделей будем ожидать Суда».

«Ну и ну. Тогда поспешим. Мне не хочется умирать, только недавно женился».

Рысь поводит головой из стороны в сторону:

«Увы, я не вижу своей серебряной нити. Все-таки сознание у нас пока мало развито… Зато я вижу твою. Ты разве не видишь ее?»

Илья вглядывается: «Вон там что-то смутно проблескивает».

«А у вас слишком плохое зрение. Ничего, вдвоем выберемся».

Она опускается на лапы и бесшумно скользит в треугольный проем.

За ним лестница, смутно видная между высоких стен. Едва Тайша прыгает на первую ступеньку, она, а потом и все остальные наливаются багровым светом. Светятся только ступени, будто вся лестница залита кровью. Лестница совершенно прямая и ведет куда-то очень высоко. Когда они делают первые шаги, ветер начинает вздыхать в узком проеме, вея в лица холодом. Тайша приостанавливается:

«Постарайся все время представлять, куда нам надо, а то я не знаю города. Ничего не пугайся. Помни, здесь материализуются мысли и желания Мы идем по лестнице потому, что так тебе представляется выход из преисподней. Я на короткое время увидела мертвый лес, но образы твоего сознания сильнее».

Ай да Тайша! Без нее вообще не понял бы, что происходит. Ладно, представляем выход, будто со станции метро. Только не знает, как выглядит станция метро возле Филевской жилой гряды?..

Вот и вестибюль. Только сумрачнее, чем в московском метро, и между багряных колонн сочится мутный зеленоватый свет.