Женевьева решила вступить в разговор:

— Папа, не лучше ли нам отложить поездку до конца будущей недели? Элен не успеет за три дня закончить все свадебные приготовления, а ведь заниматься ими можно, только оставаясь в городе. А вот чтобы организовать прием на плантации, и трех недель будет достаточно.

— Так было бы действительно лучше, — жалобно подхватила Элен. — Нам нужно съездить к портному и к…

— Ну ладно, ладно, — нетерпеливо перебил Виктор; — Пусть будет конец следующей недели. Что с вами, мадемуазель? Язык проглотили? — вдруг обратился он к Элизе, которая до сих пор не проронила ни слова.

Она сидела очень бледная и машинально мяла носовой платок.

— Просто я немного удивлена. — Затем, вздохнув, добавила низким голосом:

— Лоренцо мне ничего не говорил о том, что хочет ускорить свадьбу. Я полагала, церемония состоится на Рождество.

Виктор посмотрел на старшую дочь с некоторым раздражением. Все женщины одинаковы. Брак и дети — их назначение. С колыбели их к этому готовят, они только об этом и болтают. А вот когда надо выходить замуж, ведут себя так, словно их приносят в жертву на алтаре дьявола. Партии, которую он нашел для старшей дочери, мог бы позавидовать любой, и сама Элиза никогда прежде не выказывала нежелания выходить за Лоренцо. А сейчас выглядит так, будто это — последнее, чего ей хотелось бы в жизни. В полном недоумении покачивая головой, Виктор покинул террасу и отправился к себе в контору.

Как только он ушел, Элиза заплакала. Мачеха бросилась утешать ее, а Женевьева задумалась. Она-то знала, что пугало Элизу: мысль о тех двух неделях, которые предстоит провести с мужем, когда она не будет видеть никого, кроме служанки, когда окажется в полной его власти, обязанная выполнять все его мужские прихоти, что в конце концов приведет к страху перед постелью, если можно так выразиться. Элен прозрачно намекала на это после собственного медового месяца, хотя никогда не вдавалась в подробности. Считалось, что подобный опыт невеста должна приобрести в свою первую брачную ночь.

Женевьева размышляла: не помочь ли Элизе, немного подготовив ее к предстоящему испытанию? Но как сделать это, не выдав собственного секрета? А она ни за что не могла позволить, чтобы стало известно о ее связи с капером.

Да сестра этому и не поверила бы; не поверила бы в столь шокирующую историю, о ком бы ни шла речь, а уж о сводной сестре тем более. У нее, неровен час, еще началась бы нервная истерика! И более, чем все остальное, Элизу подкосило бы сознание того, что именно Доминик Делакруа лишил ее сестру невинности. Внезапная утрата его интереса к ней повергла красавицу в печаль и уныние, которые не покидали Элизу уже несколько недель.

"Недель» — это слово вернуло Женевьеву к началу собственных размышлений. Неделю отсрочки ей удалось выторговать, но, как знать, удастся ли за это время повидаться с Домиником? Он никогда, лишь за редкими исключениями, не согласовывал с ней своих планов, однако фея знала, что капер готовит свой флот к выходу из озера Борн.

Бухта оказалась именно такой, какая ему была нужна, и после того первого дня путешествие превратилось для Женевьевы в сплошное удовольствие. Доминик возил ее на рыбалку в маленькой лодочке, они разжигали костер на берегу бухты, варили раков и ели их руками. Высокомерный и элегантный, опасный и властный Доминик Делакруа исчез: появился веселый, беспечный, взъерошенный пират, умеющий рыбачить и готовить еду под звездным небом, а потом со вкусом облизывать жирные пальцы, свои и ее. Они предавались любви на одеяле в серебряном свете луны.

— Почему ты улыбаешься? — раздраженно спросила Элиза, все еще жалобно всхлипывая. — Ты похожа на кошку, которая только что наелась сметаны. Наверное, радуешься, что через четыре недели избавишься от меня?

— Не говори глупостей! — Как это Элизе всегда удается извратить ее самые добрые намерения! — Если я и радуюсь чему-то при мысли о твоей свадьбе, то радуюсь за тебя. Не притворяйся, будто тебе не хочется стать мадам Биас, владелицей Виллафранка. Как только медовый месяц закончится и ты поселишься в своем новом доме, к тебе с поздравлениями повалит весь город, ты будешь принимать по четвергам и время от времени давать большие приемы. Тебе это понравится, Элиза.

Элиза немного взбодрилась, а Элен, приняв эстафету у Женевьевы, начала рассказывать ей, какое это удовольствие — быть хозяйкой самой себе, не чьей-то дочерью, а почтенной дамой, самостоятельной и важной.

— И Лоренцо вовсе не противный, — практично заметила Женевьева, — ты ведь сама говорила, что он нравится тебе больше всех твоих поклонников.

— Ах, ты такой еще ребенок! — вздохнула Элиза. — Не в этом дело, ты не понимаешь некоторых вещей, правда, Элен?

На лице Элен отразилось сомнение. Она не знала точно, насколько много понимает в жизни ее младшая падчерица. Но подозревала, что та понимает гораздо больше, чем кто бы то ни было, во всяком случае, больше Элизы.

Женевьева рассмеялась:

— Вам незачем отвечать на этот вопрос, дорогая Элен. Я поднимусь наверх. На улице слишком жарко.

Оказавшись у себя в комнате, она начала нервно ходить из угла в угол, покусывая губу. Придется оставить записку для Доминика у Масперо, но, чтобы сделать это, надо незаметно выбраться из дома в квартеронском наряде сегодня же во время сиесты, когда по случаю такой жары все будут спать. Даже Виктор и Николас уединятся в своих покоях после обеда, чтобы отдохнуть перед возвращением в контору на набережной, когда жара спадет. В половине второго, несмотря на зной, Женевьева, прячась в тени витых балконов, быстро шла по направлению к Чартрес-стрит. Она сама не могла бы сказать, почему вдруг, изменив первоначальное намерение, повернула на Рэмпарт-стрит — разве что из-за весьма маловероятной возможности застать там Доминика или хотя бы Сайласа. И даже не думала, что у нее хватит храбрости постучать в дверь, не зная, дома ли Доминик.

Ее слишком пугала перспектива встретить холодный, презрительный взгляд Анжелики. Разумеется, она не осуждала квартеронку, поскольку, без сомнения, и сама почувствовала бы то же самое к особе, которую пустили в ее постель. Но Доминик не допускал никаких рассуждений на эту тему.

Женевьеве было интересно узнать, сколько времени Доминик проводит со своей любовницей. Наверное, много, чтобы компенсировать затраты на дом и содержание самой Анжелики, но, в сущности, это почти не задевало Женевьеву: утонченный креольский джентльмен и его содержанка-квартеронка являлись непременным, вполне привычным атрибутом местной жизни.

В тот момент, когда Женевьева свернула на Римпарт-стрит, где двери в домах были распахнуты, а на балконах сидели и болтали ни о чем дамы в разнообразно пестрых, словно крылышки бабочек, платьях, а девочки-служанки с веерами-опахалами разгоняли вокруг них знойный воздух, Анжелика одна, без сопровождения вышла из дома и направилась на Дюмэн-стрит. Она шла решительно, но на ходу иногда украдкой оглядывалась назад.

Раз Анжелика ушла из дома, разумно было предположить, что Доминика там нет, и ноги сами понесли Женевьеву за квартеронкой. Обе женщины старались держаться в тени домов и идти так, чтобы не было слышно шагов. Почему она пошла за Анжеликой? Какая разница почему. Пошла и все. В этот разморивший всех знойный полдень у Женевьевы особых дел не было, а кроме того, она никогда не умела противиться своему любопытству.