Всё прозаично. И почему я вдруг подумал, что Вика ждёт возвращения мужа? Не ждёт. Просто желает сохранить квартиру.

Но мне неприятно осознавать, что она замужем, хотя это всего лишь штамп в паспорте, но он словно делает её чужой, не принадлежащей мне. Мне хочется прямо сейчас поехать с ней и подать заявление на развод. Руки чешутся.

– Я могу купить тебе квартиру, – говорю первое, что приходит в голову. Мне кажется, это самый быстрый способ решения проблемы.

– Что-о-о? – Милое личико вытягивается. – Не смей мне такое предлагать, – вскакивает.

– Почему нет? – искренне не понимаю, что такого ужасного я предложил.

– Зачем тебе это? – застывает. Начинает злиться. – А, поняла. Купить мне квартиру, чтобы сделать своей должницей надолго, чтобы при каждом удобном для тебя случае, напоминать, чем я тебе обязана. Не смогу отказать, отвертеться не смогу, исполняя любое желание Павла Артова. А потом, когда ты наиграешься в отношения, выбросишь меня, словно надоевшую старую игрушку, заменив новой молоденькой куклой.

Удивлённо смотрю на Вику, ошалевший от мыслей, которые приходят в эту белокурую головку. Откуда она это берёт? Как к этому приходит?

– Нет. Я куплю квартиру, перепишу на тебя. Будет твоей, чтобы ты ничего подобного не думала, – цежу сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. Хочу доказать ей, что не такой мудак, каким она меня считает.

– Нет. Мне ничего не надо. Тем более от тебя!

– Вот так, значит? – в два шага налетаю на неё, прижимая к стене. – Почему? Почему не позволяешь помочь? Почему не позволяешь доказать, что я могу сделать для тебя что-то просто так, не требуя ничего взамен?

– Потому что ты Павел Артов! – выкрикивает мне в лицо. – Чёртов кобель! Все знают, какой ты. Перебрал всех красивых девушек в городе, не пропустив ни одной. Им ты тоже дарил такие подарки? Скольким квартиры купил?

– Хватит! – рычу. – Я прекрасно знаю, кто я. Не стараюсь казаться лучше – на цыпочках долго не устоишь. Знаю, что обо мне говорят и пишут. Не отрицаю, не стараюсь быть тем, кем не являюсь. Такой, какой есть. Да, в моей жизни было много женщин. Очень много. Но после свадьбы Марка я ни к кому, кроме тебя не прикасался. Да что там прикасался! Я ни на одну даже не посмотрел! Понимаешь ты? Не посмотрел!

– Не верю, – толкает меня в грудь ладошками. – Люди не меняются! Слышишь? Не меняются! Не сейчас, так через год, два, пять я тебе надоем, и захочется разнообразия, чего-то новенького, и ты с лёгкостью променяешь меня на кого-то другого. А что будет со мной? А?

– Ты не можешь знать. Не можешь быть уверенной, но можешь рискнуть и стать счастливой. Можешь попытаться построить что-то хорошее и светлое вместе со мной. Я настойчиво тебе себя предлагаю, но ты всё время отгораживаешься, отказываешься, не желаешь даже попробовать открыться, подпустить к себе. Я устал биться головой о глухую стену твоих принципов и ошибочных убеждений. С какой бы стороны я ни зашёл – везде высокие заграждения, не позволяющие мне понять, какая ты, чего хочешь, о чём мечтаешь. Сыплешь на меня острыми словами. Каждое предложение – словно приговор без права на апелляцию. Ты не принимаешь моё мнение, не желаешь даже понять, выслушать, отрезая всё, что я делаю или говорю. Почему? Объясни, почему? – ору во весь голос на неё, вжимая в своё тело, неотрывно глядя в серебристые глаза, которые сейчас, как и мои, пылают злостью.

– Потому что не могу себе позволить такую роскошь, как чувства. Потом меня размажет, и я останусь наедине со своей болью, собирая себя по кусочкам. А у меня есть сын, который требует моей заботы. Женщины с детьми никому не нужны.

– Не говори так. Я ничего против твоего сына не сказал. Да ты даже не знаешь, как я к этому отношусь, потому не спрашивала, уже заранее определила для себя, что я, как и многие другие, противник детей. Если я говорю о тебе, значит, автоматически имею в виду и твоего ребёнка.

– Ты? – снова истерический противный смех. – Мне кажется, ты плохо понимаешь, о чём сейчас говоришь. Это сложно – нести ответственность за кого-то, кроме себя. Не каждый на это способен. Ты не способен.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь даже не узнала, какой я, не захотела узнать, не попыталась. Я вижу, между нами не просто секс, не только физическое влечение и желание обладать телами. Всё глубже, Вика, признайся, намного глубже. Ну же! – Я хочу получить хоть какой-нибудь ответ от неё, хоть намёк, что всё не зря, всё по-настоящему.

– Ты ошибаешься, Артов! Я ничего не чувствую. – Её голос, будто стальной, раздаётся противным дребезжанием в ушах.

Словно удар наотмашь. Хлёсткая пощёчина в каждом слове хрупкой блондинки. Ничего не чувствует…

Делаю шаг назад, отхожу от неё. Отворачиваюсь, упираясь ладонями в стол. Пытаюсь принять то, что она сейчас сказала. Ярость ухает куда-то в пустоту, понимаю, что тлею изнутри.

– Я устал бежать за тобой, – закрываю глаза. Говорю тихо, словно сам с собой. – Я думал, что всё не зря. Всё получится, всё возможно. Но я тебе не нужен, чувства мои чёртовы не нужны… – поднимаюсь, выпрямляя спину. – Хочешь уйти – иди. Больше за тобой не побегу. С этого момента я больше не потревожу, не стану врываться в твою жизнь. Но и ты не появляйся в моей. – Каждое слово даётся с трудом. – Уходи.

Вокруг звенящая тишина, в которой только наше с ней прерывистое дыхание. Мы оба сказали всё, что хотели. Я ожидал другого, но увы…

Поворачиваюсь, чтобы ещё раз посмотреть на Вику. Она так и стоит, прижавшись спиной к стене. Тяжело дышит, всматриваясь в меня. В глазах больше нет злости – тоска, и, наверное, сожаление, что всё закончилось, больше не будет меня для неё.

– Уходи, я сказал! Ну же! – вкладываю в свой крик всё, что во мне осталось.

Срывается с места, будто очнувшись. Уходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Вот и всё. Внутри крутится адское месиво, выворачивая наизнанку. Противно от самого себя, от всего сказанного и услышанного. Я полюбил женщину, которой не нужен…

Думал, что всё глубоко, по-настоящему, впервые в жизни. Ведь видел в её глазах теплоту, нежность, чувствовал, как откликается на меня, как дрожит от прикосновений, сгорая в моих руках.

Неужели притворялась? Неужели я ошибся?

Прокручиваю в памяти каждое её слово, раздирающее меня изнутри. Тяжело дышать. Понимаю, что не хочу оставаться здесь, не могу дышать с ней одним воздухом, даже находиться в одном здании не могу.

Нужно уйти.

Выскакиваю из кабинета, встречаясь с ошарашенной Анфисой. Она слышала наши крики. Плевать.

– Я ушёл. Меня сегодня не будет. И завтра тоже.

В рекордное время доезжаю домой. Мечусь по квартире, будто загнанный в клетку зверь, не понимая, что делать дальше.

Хочу забыться хотя бы на время. И я знаю, что мне поможет.

– Паш… Паша… Павел! Просыпайся! – сквозь сон врывается голос брата, заставляя разлепить глаза.