Я хотел сказать ей, что решение это в корне неправильное, что ей нужно срочно возвращаться в Вашингтон, но не мог заставить себя это произнести. Почему?

— Вот что я могу тебе на это ответить, Кайла. Ты сама знаешь, что для тебя лучше. Я не намерен никоим образом влиять на тебя. Да и не смог бы, даже если бы захотел. Не уверен, что сумел правильно выразить свои мысли.

— Ну, по-моему, вполне сумел. Ты просто стараешься быть честным, — сказала она. — Мне еще надо самой до конца разобраться, что для меня лучше. Такой уж у меня характер. Да и у тебя тоже.

Мы еще немного поговорили, но когда я в конце концов повесил трубку, у меня было ощущение, будто только что произошло нечто ужасное. Я ее потерял? Что я не так сделал? Почему я не сказал ей, что она нужна мне? И почему не велел ей как можно скорее возвращаться в Вашингтон? Почему не сказал, что люблю ее?

После ужина я поднялся на чердак, в свое убежище, на свой запасной аэродром, и попытался забыться, снова погрузившись в работу. О Кайле я старался не думать. Но продолжал думать о Марии — сейчас мне ее особенно не хватало, больше, чем когда-либо за все эти годы. Как бы мы могли сейчас жить!..

Около часу ночи я спустился на цыпочках вниз и проскользнул в комнату Эли. Тихонько, стараясь его не потревожить, прилег рядом с моим дорогим мальчиком.

И тихо-тихо прошептал:

— Помоги мне, малыш.

Теперь все катилось очень быстро… Непонятно только, к добру это или к беде. Майкл Салливан уже очень давно не ощущал себя на таком взводе, но ему нравилось взвинченное состояние. Он ведь вернулся! И к тому же в отличной форме! Еще никогда в жизни он не был в такой ярости и в то же время так сосредоточен. Он понял, что единственный выход сейчас — это действие. Любое. Он больше не мог торчать в этом мотеле, не мог больше смотреть эти нудные серии «Закона и порядка», не мог больше играть с ребятами в футбол или бейсбол.

Ему нужна была охота, ему нужно было двигаться, чтобы поддерживать в крови привычно высокий уровень адреналина.

Ошибка.

Он снова в округе Колумбия, а ему никак не следовало появляться здесь даже с новой короткой стрижкой и в синей с серебром футболке с капюшоном, который он натянул на голову. Цвета джорджтаунской команды «Хойас». Этот прикид делал его похожим на яппи-неудачника, который только и заслуживает, чтобы его все били по морде и пинали под зад.

Ну и плевать! Ему в конце концов очень нравились здешние женщины, эти поджарые офисные работницы — они самые лучшие на свете. Он только что закончил читать очередной роман Джона Апдайка и все размышлял, неужели старина Апдайк такой же сексуально озабоченный, как некоторые его герои? Ему сейчас за семьдесят, а он все кропает что-то о сексе. А может, он пропустил в этой книге самое важное? Или, может, это сам Апдайк пропустил? Возможно такое? Чтобы писатель сам не знал, о чем пишет?

Как бы там ни было, но ему и впрямь нравились эти дамочки из Джорджтауна в кружевных трусиках. От них всегда так приятно пахло, и смотрелись они просто замечательно, и умели хорошо говорить. «Женщины Джорджтауна» — вот прекрасное название для книги, которую кто-нибудь напишет, может, даже сам Джонни Апдайк.

Салливан развлекался. В машине слушал группу «U2» — Боно мечтал хоть на время оказаться внутри головы своей возлюбленной, и Салливан подумал: а разве это не отличная мысль? Вот нужно ли, например, Кэтлин оказаться внутри его головы? Точно, нет. А ему хочется оказаться внутри ее головы? Нет. Потому что ему не слишком нравится избыток пустоты.

Так, куда это его занесло?

Ага, Тридцать первая улица. Прямо по курсу — переулок Блюз, почти безлюдный в это время дня, в отличие от ночи, когда открыты все клубы и туда валят толпы народа. Сейчас он слушал Джеймса Макмертри и группу «Хартлесс бастардз». Ему нравился этот диск, и он, припарковав машину, остался в салоне, чтобы дослушать.

В конце концов он вылез, потянулся и поморщился от скверного городского воздуха.

«Готов или нет, но я пошел». Он решил срезать дорогу до Висконсин-авеню и посмотреть на тамошних дам. Может, какую и удастся как-нибудь заманить в темный переулок. И что потом? Да все, что ему захочется! Он же Майкл Салливан, Мясник из Слайго, реально чокнутый урод, заряженный гремучей смесью бензина и рока. Как это поется в той старой песенке, которая ему так нравится: «Три из четырех голосов, что звучат у меня в голове, говорят мне: иди и делай!»

Перекресток купался в желтоватом свете, льющемся из забегаловки «Ресторан Пикколо», где подавали спагетти. На Эм-стрит, что идет параллельно переулку, популярных заведений тоже немало, а их служебные входы расположены именно здесь.

Он прошел мимо стейк-хауса, потом миновал французское бистро, потом какой-то грязный фаст-фуд, откуда несло горелыми гамбургерами.

И заметил парня, который только что свернул в переулок, а потом еще одного — они шли в его сторону.

Это еще что такое?!

Что это тут происходит?!

Но он уже понял, в чем тут дело! Это конец пути. Кто-то все-таки ухитрился его обскакать, а ведь должно было быть наоборот. Кожаные пальто. Мощные ребята, широкие в плечах. Ясное дело, не какие-то студенты из Джорджтауна, решившие сократить дорогу и пройти напрямик к забегаловке — перекусить.

Он повернул обратно, к Тридцать первой, — и увидел еще двоих.

Ошибка.

Большая ошибка.

Его ошибка.

Он недооценил Джона Маджоне.

— Нас прислал мистер Маджоне, — сообщил один из них, самодовольный и напыщенный, приближаясь к Майклу Салливану. Да, двигались они быстро и крепко его зажали. Двое уже вытащили пистолеты и держали их в руках, небрежно опустив стволы, а Мясник не был вооружен, если не считать скальпеля, упрятанного в сапожок.

А ведь с этой четверкой ему не справиться, никаких шансов. Даже если бы у него был пистолет. Ну и что теперь делать? Щелкнуть их своим фотоаппаратом?

— Он не совсем точно выразился, Мясничок, — сказал второй громила. — Мистер Маджоне вовсе не хочет тебя видеть. Он хочет, чтобы ты исчез. И чем скорее, тем лучше. Сегодня, например. Можешь оказать такую услугу мистеру Маджоне? Мне кажется, можешь. Потом мы разыщем твою жену и троих детишек — и они тоже исчезнут.

Мозг Майкла Салливана лихорадочно работал, ища выход из положения.

Может, ему и удастся убрать одного из них, этого, с длинным языком, тогда проигрыш не будет всухую. Заткнуть ему его грязную пасть, раз и навсегда. И еще порезать его всего.

Но как насчет остальных?

Может, он сумеет и двоих уложить, если очень постарается и если ему повезет. Если бы удалось подойти к ним поближе, чтобы он мог пустить в ход лезвие… Но это вряд ли получится. Они, конечно, тупые, но не настолько. Так что же такое устроить? Ему очень не хотелось пропадать за просто так, без боя.