О вылазке, окончившейся неудачно для ее командира, мы узнаем из письма от 20 мая 1709 г. А. Д. Меншикова, который, очевидно, опираясь на донесение коменданта А. С. Келина, сообщал: «Учинилась вылазка из города под командою господина бригадира Головина в 400 командированных, которые хотя в начале счастливо неприятельских две роты снесли и шанец их весь вырубили, однако помянутый бригадир, поступив не в меру горячо, напал на другую партию, где лошадь под ним убита и в полон взят, а другие командированные наши с небольшим уроном ретрет свой паки в город взяли. При той потребе гораздо много людей неприятельских взяли, ибо пушки и бомбы наши, которые мало не весь день употребляли, неприятелю гораздо ущерб чинили»[444]. Под 17 мая (шв. ст.) у Адлерфельда записано: «Неприятель сделал вылазку с 800 солдатами под командованием бригадира Головина; но они так мужественно были встречены генерал-майором Роосом и принцем Вюртембергским, что половина из них была убита или ранена; бригадир был взят в плен, а остатки с трудом спаслись в городе» [445].

В другом эпизоде у Адлерфельда описан результат, которого и добивались осажденные своими частыми вылазками, – деморализация работников в траншеях: «Двадцать седьмого [мая, шв. ст. – Б. М.] комендант Полтавы сделал вылазку на работников в наших траншеях и прогнал их назад к позиициям Далекарлийского полка, где были убиты лейтенант этого полка, несколько солдат и запорожцев; но как только полк выступил на помощь работникам, неприятель спешно ретировался с некоторой потерей убитыми и ранеными. Запорожцы, которые до сих пор исправно служили в траншеях, вернулись обратно, но были отныне подавлены» [446]. Месяцем позже, за несколько дней до генерального сражения генерал-квартирмейстер Гилленкрок продолжал вести атаку на город и с трудом заставлял запорожцев работать; они неохотно шли в траншеи, жаловались, что на работы всегда отправляют их, а не шведов, и говорили, что они не рабы шведам [447].

Размеры русских вылазок из Полтавы, упоминаемые в Дневнике, говорят о том, что комендант Келин не применял проповедовавшуюся Вобаном и другими авторами практику малых вылазок. Большую численность выходящих из крепости отрядов отмечали и шведы: «Около полудня [16 июня, шв. ст. – Б. М.] неприятель сделал вылазку с 12 сотнями человек или около того, и яростно атаковал нас в наших апрошах; однако полк, который тогда располагался в траншеях, скоро заставил их отступить».[448] Приведенная выше численность в 1200 солдат вполне согласуется с неоднократными упоминаниями в Дневнике вылазок по 1000 и 1500 человек. Впрочем, в случае с вылазкой бригадира Головина шведы преувеличили ее численность ровно вдвое.

О характере боя во время вылазок говорят лишь отрывочные упоминания. Об огневом бое можно получить представление из короткого описания у Адлерфельда: «Эти войска [два батальона русских, которые вышли на вылазку для атаки шведского редута. – Б. М.] дали залп из мушкетов по шведскому караулу в редуте, а караул ответил огнем таким же образом и принудил их вернуться к своим окопам» [449]. Вполне вероятно, что при длительной перестрелке в траншеях велся беспорядочный огонь, но судя по вышеприведенному отрывку, обе стороны стреляли залпами. Холодное оружие – штыки и шпаги – также активно применялись в вылазках, по крайней мере заколотые в траншеях неприятельские солдаты упоминаются нередко. Так, шведский очевидец наблюдал перебитое в траншее прикрытие под командой сержанта: «Этот сержант защищался до последнего, пока не был проколот русским штыком. Он все же уцепился за мушкет, выдернул его у русского, но тут же и умер, удерживая обеими руками ружье с воткнутым в него штыком» [450]. Крман упоминает, что во время вылазки 15 июля (н. ст.) полтавские защитники подожгли шведские позиции с помощью сосудов со смолой [451].

При обороне Кексгольма в 1710 г. шведский комендант Штерншанц прибегал к частым вылазкам небольшими силами. При этом он инструктировал командированных на вылазку, чтобы они стремительно атаковали русских в апрошах с обнаженными шпагами; однако солдаты вступали с осаждающими в перестрелку и эффект внезапности терялся – такая ситуация повторялась в боях 14 и 19 июля (шв. ст.). Причем во второй раз сам комендант следил за вылазкой пятнадцати человек со стены и, разозлившись на открывших стрельбу солдат, под огнем русских выбежал из крепости и пробовал увлечь людей в решительную атаку. 10 августа в бою за передовой пост Штерншанц лично с мушкетом в руках подавал пример подчиненным. В ходе вылазок 11–14 августа солдаты кексгольмского гарнизона группами по 3 человека поджигали русские апроши с помощью пехкранцев – просмоленных венков. Так, 11 августа сгорело 20 «рут» (74 м) траншеи, а поскольку она была составлена из туров, осаждающие сами убрали несколько туров из линии траншеи и огонь дальше не пошел. 13 августа с равелина на русскую траншею скатили зажженную бочку со смолой, что помешало ночным работам осаждающих. Горючие предметы использовались и как средство осветить осадные работы: 17 августа лодку, нагруженную зажженными просмоленными дровами, спустили на якоре вниз по реке, чтобы в темноте лучше разглядеть происходящее у осаждающих.[452]

Артиллерия осаждающего в ходе осады решала три основные задачи: подавить защитников на стенах, сделать проход (брешь) в стене, нанести потери живой силе и разрушения постройкам за стенами. Последнюю задачу решали бомбардированием – обстрелом города бомбами навесным огнем из мортир: «тем сбивает неприятель домы в городе долой, пожигает воинския и к живности потребныя припасы, розбивает людей, так что ни работати, ни битися не возмогут»[453] этому этапу осады ниже мы посвятим особый раздел.

Когда осаждающий занимал выгодные позиции для осадных батарей, то участь защитников была предрешена: «Собьет он пушками своими осадных людей, пушки с валов их в несколко дней долой сломает, також и грудную их оборону с валов в ров, и згонит осажденных пехоту из тоя долой» – так Боргсдорф живописал последствия артобстрела для обороняющихся на стенах[454]. Все эти разрушения производились ядрами (монолитными чугунными шарами), и их действие зависело от того, под каким углом и с какой силой они были выпущены из пушек. Снаряд, выпущенный полным пороховым зарядом, имел высокую скорость, поэтому часто, поразив одну цель, он пролетал дальше или, попав в вал, глубоко зарывался и оставался в его толще. Осаждающему же было выгодно, чтобы одно ядро поразило как можно больше целей, поэтому Вобан предложил применять т. н. рикошетный огонь, описанный в главе «О делании батарей». Во-первых, этот огонь направлялся не перпендикулярно к линии крепостных валов, а по касательной. При таком анфиладном (т. е. продольном) выстреле ядро, пролетая над валом, могло попасть в нескольких человек, стоящих рядом. Во-вторых, выстрел с небольшим и не сильно прибитым пороховым зарядом посылал ядро с небольшой скоростью, и оно не вгрызалось в первую попавшуюся поверхность, но отскакивало и рикошетом могло поразить последовательно не одну цель. Сбивать пушки с валов Вобан рекомендовал полными зарядами, но дальше было необходимо очистить валы от стрелков навесными выстрелами, следя за тем, чтобы ядра «збивали корзины или земляные мешки с бруствера долой, которыми стоящие салдаты на валу во время своей пальбы закрываются»[455]. Сбив прикрытие стрелков, ядро летело дальше над валом, неоднократно отскакивая от стен и земли. Выстреленное неполным зарядом, ядро имело сравнительно малую скорость, но этой скорости, помноженной на массу тяжелого чугунного шара, вполне хватало, чтобы калечить людей и корежить их оружие. Такие выстрелы почти не имели отдачи, поэтому единожды пристрелянное орудие могло долго вести огонь в одну и ту же точку. Тем же образом можно было очищать от солдат осажденного ров, крытый путь, куртины и фланки бастионов [456].