Из-за проверки поток машин встал в одну огромную пробку, и уже было невозможно изменить маршрут.

Стиснув зубы, Молчанов свернул к обочине и резко притормозил. Ему срочно требовался новый план.

Бросив машину, он достал из багажника дорожную сумку и бодро зашагал пешком в сторону лесополосы.

Ему вслед матерились водители застрявших автомобилей, но он даже не обернулся.

Тимур Алексеевич точно знал, что он будет делать. Он дойдет пешком до той многоэтажки, где живет его бывшая коллега по работе терапевт Настя. Всего каких-то пара часов, и он будет у нее. Серая мышка Настя не откажет в помощи отцу ее ребенка. Тимур Алексеевич знает, как влиять на женщин своим обаянием. Настя даст ему все, что нужно, и даже больше.

Молчанов быстро шагал в сторону жилых домов, и до него никому не было дела – все полицейские были брошены на проверку аэропортов и вокзалов.

Он помнил подъезд, в котором жила Настя, помнил этаж. Как-то раз с коллегами они приезжали поздравить Настю с днем рождения.

Она приоткрыла входную дверь, оставив только цепочку. Взглянула в лицо любимого мужчины и вздрогнула.

— Тимур! Что случилось? — позабыв все обиды, доверчиво распахивала двери добрая Настя.

— На меня напали в сквере рядом с клиникой… — тяжело дыша, пояснил он. — Ограбили, избили и угрожали расправой…

— Боже мой… кто? — прикрыв рот рукой, полными сочувствия глазами рассматривала Молчанова Настя.

—Я… не знаю тех людей… можно, я побуду у тебя? Мне так одиноко в моей огромной квартире… так плохо без семьи… Прими меня обратно, Настя… обещаю, что буду хорошим отцом нашему ребенку. Как только все уляжется, я сделаю тебе предложение…

— Тимур Тимурович сегодня до самого вечера у бабушки. Я заберу его попозже. Проходи, Тимур. Ты же знаешь, я всегда тебе рада.

По его припухшему от тумаков Казанцева лицу покатились слезы, и он рухнул на колени перед доброй Настей. Поймал ее ладони и усыпал их поцелуями разбитых губ. Тимур Алексеевич умел быть убедительным.

Чуть позже они занимались сексом под горячими струями душа – неистово, страстно. Настя дрожала в руках своего кумира, и у нее подгибались колени от внезапно нахлынувшего счастья. Она не знала, что в моменты страсти Тимур Алексеевич Молчанов представлял перед собой Олю. Не знала, что полиция рыщет по городу в поисках жестокого убийцы, за последние двое суток лишившего жизни двух девушек и отправившего на больничную койку третью. Что та самая третья выжила по счастливой случайности – лишь потому, что сестра ее жениха оказалась профессиональной ныряльщицей и не побоялась броситься в штормящее море следом за бездыханным телом жертвы Молчанова.

А Молчанов, сжимая в объятиях разомлевшую от наслаждения Настю, вдруг подумал, что Нью-Йорк подождет. Он пересидит у Насти бурную деятельность сотрудников ФСБ и Уголовного Розыска, а потом раздобудет паспорт на другое имя и двинется в сторону Сочи. Тимур Алексеевич не прощает унижений и измен. Оля будет наказана со всей суровостью.

Спустя сутки из реанимации меня перевели в отдельный бокс – единственную хозрасчетную палату, на которую почти никогда не было спроса.

Приходили Виталик и Даша. Принесли пачку апельсинового сока и две булочки, после чего начали просить меня не говорить маме, в какую передрягу я попала. Эти два клоуна придумали целую историю. Будто у Казанцева долги, и он попросил свадьбу отложить на неделю, потому что ему нечем оплатить банкет. А я полетела вместе с ним в Москву за деньгами.

— Ты дурак, Виталик? — беспомощно бормотала я. — Да билеты на самолет до Москвы стоят, знаешь, сколько? Человек, у которого долги, не станет покупать билеты на себя и свою невесту!

— Оль, у мамы давление. Ей нельзя нервничать. Поэтому, будь добра, позвони ей по телефону и скажи, что улетела с Денисом в Москву за деньгами.

— Не буду я ей звонить!

— Тогда мы скажем, что у тебя на сотовую связь денег нет, — переглянулись Дашка с Виталиком.

Я подкатила глаза к больничному потолку. Идиоты.

Даяна не приходила. Медсестра мне сказала, что после купания в штормовом море она подхватила серьезную простуду. Теперь лежит дома с высокой температурой и кашлем. Я писала ей пару сообщений с благодарностью, но она их не прочла. Наверное, ей было не до телефона. А может, просто не хотела отвечать.

На третий день я уже могла потихоньку вставать и даже добиралась до ванной комнаты сама, но все равно чувствовала себя ужасно.

Приехала тетя Лена. В отличие от Виталика и Даши она привезла нормальные продукты. Ела я совсем немного, так что ее провизии должно было хватить на пару дней.

— Не приноси ничего. Если проголодаюсь, заварю себе лапши в коробке, — отмахнулась я.

— Оль, ну как ты левой рукой заваришь?

— Понемногу привыкну. Никуда не денешься, в ближайшие две недели по-другому никак.

— Денис не вернулся еще из Москвы?

— Я не знаю.

— Оль… вы не созванивались, что ли?

— Не хочу я, Лен… нет у меня сил противостоять всему отелю. Представляю, как они там радуются, что я в беду попала.

— С чего ты взяла, что они радуются?

— Знаю потому что… У меня желание одно – забиться куда-нибудь в темный угол и не высовываться.

— Эх, Олька… нашла ты себе на голову приключения…

Тетя повздыхала еще немного и тоже ушла. Я снова осталась наедине со своими кошмарами.

Мне было стыдно и неловко за все, что произошло в ту ночь на пляже. Настолько неловко, что накануне я написала Денису сообщение с просьбой больше не приходить. Не могла я после всего, что случилось, спокойно продолжать считать себя его невестой! В такой ситуации хочется забиться куда-нибудь подальше и не высовываться. Кажется, стоит выйти из палаты, как все начнут тыкать пальцами и шептаться, что вот она, содержанка, которая получила по заслугам от своего бывшего покровителя. Весь отель, наверное, ликует, что мы с Денисом не поженились.

Мне оставалось только лежать в постели, плакать и стараться не думать.

Ближе к вечеру я задремала.

Дверь тихо скрипнула, и в проходе показался огромный букет персиковых роз. Я вздрогнула спросонья и тут же испугалась. Нет, нет, только не Денис! Мне даже думать о нем неловко, не то, что видеть. Особенно, после того, как я отправила ему жуткое сообщение, что нам лучше расстаться.

За букетом в палате материализовалось мощное плечо, а следом и сам Казанцев.

– Оленька, привет!

Улыбается. Как ни в чем не бывало. Смотрю на него, и как по сердцу ножом.

— Как ты, родная?

Кладет букет на прикроватную тумбу, садится на край постели и касается пальцами моей щеки. В глазах цвета крепкого виски плещется столько эмоций, что мне их не осилить.