Вот только на борту того корабля Подкидыш по-настоящему расслабился и сказал себе и товарищам: «Дело сделано».

Как оказалось, с выводами он поспешил. Просто невероятно.

* * *

По пути к боссу Винни будто спохватился: кто начал копать под него? Поставь он так вопрос перед Бруно, ответил бы тот на него честно? Подкидыш вдруг вспомнил о теории «облажались», форма которой звучала так: «облажались, а не заговор». Журналисты, падкие до теории заговора правительства, сделали бы свои материалы более достоверными, если бы придерживались теории, что правительство просто облажалось. Разговор о заговоре (что кто-то копал под Винсента Трователло) не стоил выеденного яйца, он просто облажался на борту «Мейера». А теперь пожинал плоды своей грубой ошибки.

– Кто первым узнал, что Сантос жив? – все же не удержался он от вопроса. – Кто этот человек?

Бруно выдержал театральную паузу и ответил, как будто читал роль:

– Он – это я.

– Мне что, за язык тебя тянуть, урод? Давай дальше!

Чтобы не быть голословным, Бруно вынул из записной книжки листок бумаги и передал его Винни со словами:

– Вот что насторожило меня. С этой сводки все и началось.

– И наткнулся ты на нее, конечно же, совершенно случайно, – съязвил Винни.

– Да.

«...у берегов острова Порселлис, – читал тем временем Винни, – была захвачена испанская круизная яхта... Пираты отпустили экипаж за выкуп в три миллиона долларов... Члены экипажа сообщили, что пираты не были сомалийцами, а все они европейцы. Своего командира они раз или два назвали испанцем. «Скорее всего, это его кличка», – сообщил один из членов экипажа испанской яхты».

– Любой другой не обратил бы на эту статью внимания, – продолжал Бруно.

«Только не ты, иуда».

– Пират – скорее всего, испанец – объявляется как раз в том месте, куда так стремился попасть наш Сантос.

– Просто Сантос. Ты ему не ровня. К счастью. Я знаю, что ты скажешь дальше: у тебя мурашки по спине побежали.

– Что-то вроде этого. Сводка попалась мне на глаза поздно – к этому времени «европейские» пираты ограбили три судна. Последнее – это сухогруз «Танго». Вот бюллетень о тех событиях.

Бруно передал Винни очередную вырезку из журнала. В это время «Кадиллак» тряхнуло на кочке, и Винни выронил ее. Пока он шарил под сиденьем, Бруно говорил:

– Там написано, что моряки впервые смогли дать точное описание главаря пиратов: лет сорока, высокий, на правом предплечье татуировка. Один матрос разглядел ее отчетливо, находясь в шаге от пирата. Тот был в майке с короткими рукавами, бронежилете, «разгрузке», нижняя часть лица закрыта черным платком. Матрос совершенно четко разглядел якорь и кортик. Такую наколку я видел у двух человек.

– Не строй из себя Пуаро: серого вещества в твоей голове не больше, чем у курицы. Судя по уверенности, с которой ты говоришь, и деталям, которых нет в бюллетене, у тебя была встреча с тем матросом.

– Да, – подтвердил Бруно кивком головы. – Родом он из Кампече. Его старший брат перебрался в Штаты и живет в Мобиле. Это в двухстах километрах от Нового Орлеана.

– Я знаю, где это. Дальше.

Бруно рассказывал, а Винни, прекрасно осознавая, что не забегает вперед, подумывал о встрече с матросом.

Он вздрогнул, когда услышал имя товарища:

– ...Сантос. Я переспросил: «Ты не ошибся?». Но матрос покачал головой: «Я верю своим ушам и глазам. Пират – еще выше и старше, чем главарь, назвал командира по имени – Сантосом». Вот тогда я и свел все концы воедино: пират, испанец по имени Сантос, с особой приметой на плече, означающей его принадлежность к элите итальянского морского спецназа, промышляет в водах, которые, как мы думали, похоронили его. Вероятность, что на свете есть еще один такой же человек, один к триллиону.

– Почему ты прыгнул через голову, а не сказал мне о своих подозрениях?

– Я поставил себя на твое место, Винни, и подумал: «Уберу-ка я этого кретина, и концы в воду. А там, глядишь, и Гальяно протянет ноги».

Дон Гальяно сидел на стуле на заднем дворе и походил на старого паралитика: ноги закрыты пледом, редкие волосы выбиваются из-под черной бейсболки. Он смотрел на укрощенную водную стихию, закованную в бетон и переливающуюся под лучами неласкового сегодня солнца. Винни прикинул, приближаясь к боссу сбоку: «Если запустить в бассейн детские кораблики, на одном из них он увидит счастливого моряка по имени Сантос».

– Чему ты улыбаешься? – спросил Гальяно, не меняя позы и по-прежнему глядя на изумрудную гладь.

«Вы ошибаетесь, босс», – вертелось на языке Винни. Но признать пусть даже пустячную ошибку босса означало признать его слабость и подвести итоговую черту под списком «Эпоха Гальяно». Что дальше? Только теперь уязвленная фантазия Винни Подкидыша перешагнула запретный рубеж. Он представил, как отрывает босса от земли вместе с креслом и бросает его в воду. Нет, он отрывает его от стула, как моллюска от раковины, и швыряет эту слизь в самый центр бассейна; и вода враз мутнеет и пузырится ядовитыми газами.

– Я не улыбаюсь, босс, с чего вы взяли? Мне, – акцентировал Винни, встав напротив Гальяно, – не до смеха. Разрешите мне напомнить вам ваши слова, адресованные Сантосу. Это было...

– Неважно, когда это было, сынок, – скрипучим голосом перебил его Гальяно, – это уже достояние истории. Напоминай, – наконец разрешил он.

– Сантос сказал: «То, что Мария жива, не ее заслуга, а моя недоработка. Дайте мне время исправить ошибку».

– Вместо одного имени ты хочешь подставить другое, это я понял. Так что же мне тебе ответить, а, Винни? Помнится, Сантосу на исправление ошибки я дал неделю. А сколько просишь ты? Если я дам тебе неделю, на восьмой день ты пойдешь ко дну, понимаешь?

Пауза, и дон Гальяно продолжил, не меняя тона («Как старая пластинка на патефоне», – снова сравнил Винни и понял, что это сравнение самое удачное):

– Сантосу я отпустил неделю, но был согласен и на более короткий срок. Тебе, Винни, я даю один год.

– Босс...

– Да, ты не ослышался, – перебил его Гальяно. – В пятьдесят раз больше, чем твоему приятелю. Я согласен ждать триста шестьдесят пять дней, но ни днем больше. Ты только представь, как я буду разочарован, если ты явишься с пустыми руками. Видит бог, я этого не хочу. Я не хочу огорчать мою племянницу Аврору, которая выскочила за тебя замуж. Я ненавижу женщин в черном, уж лучше сразу в белом. Я освобождаю тебя от докладов. Просто явись однажды и кивни: «Дело сделано». Ты получишь столько денег, сколько нужно для того, чтобы наказать человека, поимевшего дона Гальяно, – в третьем лице продолжил крестный отец.

– Я понимаю, босс.

– Не говори о том, о чем не имеешь представления, – предостерег дон Гальяно. – В носу и заднице свербит по-разному. А теперь скажи мне, чему ты улыбался?