В автобусе стоял веселый гул, подогреваемый обменом впечатлениями о встрече нового года. Мы встретили его трижды. Первый раз – по челябинскому времени – отметили в ООНовском культурном центре по ту сторону Дуная, где театр произвел фурор «Дивертисментом». Как же ласкало мой слух это слово. Оно перекликалось с тем Большим Дивертисментом на афише «Веселой вдовы» начала века и словно перекидывало мостик времени между двумя этими событиями. Тот же жизнерадостный лиризм, остроумие, тоже много музыки, песен, танцев. Тогда одесскую публику развлекали историей Ганны и графа Данилы. Сейчас австрийская была в восторге от «Кэрол» Лены Васюковой, дружно подпевала Кире Ивановой «Бессаме мучо»: я прошу, целуй меня жарко, так жарко, как если бы ночь нам осталась одна, когда Кира исполняла свой номер «Бессаме», балдела от «Торреадора» Юры Бурейко и задорной «Калинки» Лены Валовой и Олега Васильева, не жалела ладоней и притоптывала в такт, когда на льду с зажигательной «Цыганкой» были Ирина Воробьева и Игорь Лисовский. А еще – «Тарантелла», «Шопен», «Цирк»… Много чего!

Я, признаться, сам балдел от этого синтезированного действа, на мой взгляд, оно раскрывало талант артиста с разных точек зрения. Каков был в строгом черном костюме и черной шляпе Володя Котин, он наповал «убивал» зал своим «Джаксоном». И, конечно, «Триптих» Натальи Бестемьяновой и Игоря Бобрина, в котором сошлись лирика, экспрессия, трагизм. Как приятно было читать в прессе, что этот русский театр первый и единственный подобного рода в мировой практике. «Это нечто! Такого я раньше не встречал, – прочитал мнение Эмериха Данцера, трехкратного чемпиона мира, в одной из газет. – Мы должны быть благодарны Бобрину и его «звездам» за эти впечатляющие постановки. Они постигли настоящее искусство. Мы присутствуем при рождении практически нового жанра, и это должно быть зафиксировано в истории».

Организаторы гастролей поселили театр вдали от шума городского, наверное, из благих намерений: и никто не мешает, и, пожалуйста, дышите свежим воздухом, набирайтесь сил, наслаждайтесь панорамой австрийской природы. Действительно из окон отеля открывался чудесный вид. Луга, легкие перекаты полян, вдали лиственная роща. И все в зелени, почти не тронутые зимой широкие просторы. Трамваем до кольца в центре Вены, за которым упрятались все главные достопримечательности, как в Москве за Садовым кольцом, без малого чае езды. От ООНовского комплекса было еще дальше, и к новогоднему бою Кремлевских курантов мы поспели с трудом из-за затянувшегося бенефиса. Но зато по европейскому времени… Ах, какие они красавицы, наши девочки! Как хороши в своих мини-платьях, кокетливо перетянутых пояском, и в лодочках на высоком каблуке. Точеные фигурки, статуэтки, идеально причесаны. И когда только успели навести марафет… Роскошная Наталья Бестемьянова. Изящная Наталья Карамышева. Просто прелесть миниатюрная Света Французова. На нее в магазине я мерил розовое дутик-пальто для своей Ольги, которое до сих пор носимо на даче в холодную погоду. Публика, собравшаяся в просторном холле отеля, ахнула, когда они спустились вниз. Под стать им были и кавалеры, одеты с иголочки, по моде, элегантные джентльмены, кто в галстуке-бабочке, кто без оных, в обычных.

Из Москвы с нами путешествовали, ожидая своей участи, несколько коробок с шампанским, сладостями и, конечно, с красной и черной икрой – как без них за границей, еще с кое-какой не портящейся провизией. Дружной компанией мы уселись за длинный стол в дальнем углу холла, специально зарезервированный для русского театра хозяевами отеля. В общем, сейчас в автобусе было что вспомнить, но постепенно впечатления сошли на нет, гул умолк, послышалось посапывание, шоссе со своими лихими виражами сделало черное дело – укачало народ.

– Вы спрашиваете, о чем «Немое кино»? – Мы с Бобриным, чтобы никому не мешать, уединяемся на заднем ряду, где в одиночку клюет носом великолепная Кира Иванова, с которой так трагически потом обошлась судьба. – Это немного грустная лирическая повесть о чаплинском «маленьком человеке» – смешном, отзывчивом, трогательном, легко ранимом, который путешествует во времени, сталкивается с разными людьми и нравами, и сражается, подобно Дон-Кихоту, с ветряными мельницами, с бездушной цивилизацией. Он, на самом деле, совсем не маленький человек, а человек с большой буквы, поскольку не замыкается в своем мире и ищет добра для всех людей. Чаплин был именно таким.

– Извечная тема борьбы и зла, противопоставление любви и преданности измене?

– Можно сказать и так. Во всяком случае, мы задумывали спектакль именно в такой трактовке, и теперь главным было донести зрителям то, что ты хочешь сказать. Если он поймет тебя, если будет установлен контакт – успех обеспечен.

– Я, к сожалению, еще не видел «Немое кино». Но вот ваш «Фауст. ХХ век». Как я себе представляю, вы пытались ваш спектакль построить строго по законам драматургии, чтобы через все действо протянулась единая линия, или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Мы хотели показать, как сегодняшнее поколение молодых людей видит те проблемы, которые существовали во времена Гете. Во время исполнения мы стремимся к тому, чтобы элементы фигурного катания не выпячивались, не были самоцелью, а являлись средством выражения идеи. В свое время меня, Володю Котина, когда мы были действующими спортсменами, поругивали за увлечение художественной стороной, но сейчас именно на эту сторону основное внимание.

– Говорят, язык театра – язык движений, не важно, на льду ли, на деревянной сцене.

– Это так, и чем мы сильнее в этом своем языке, чем богаче, тем глубже можем проникнуть в любой, даже самый сложный, коварный, образ и довести свои замыслы до нужного воплощения, опять же в интересах наших зрителей. Высококлассный фигурист чем отличается? Высочайшей техникой, и нам, теперь артистам, необходимо обязательно владеть такой. А как иначе ставить спектакли о роли художника, о каких-то высоких понятиях и материях?

Спрашиваю Игоря, кто помогает ему в работе?

– Много людей. Елена Анатольевна Чайковская, балетмейстер Наталья Александровна Волкова. Она, если можно так сказать, знает и «пол», и «конек». «Компьютерную» музыку к «Фаусту» сочинил молодой композитор Михаил Чекалин, а сценарий – плод коллективного творчества с участием Андрея Днепрова и Бориса Баркаса. Стараемся привлечь к постановкам разных людей, это дает нам возможность и по-разному трактовать образы, искать и находить новые формы. Посмотрите, как засверкала Елена Васюкова, воплощение ею образа Маргариты все признают весьма оригинальным. У Бестемьяновой свои находки и подходы, у Васюковой свои, но обе своей гаммой красок, палитрой выразительных средств заставляют поверить в великое чувство любви и самопожертвования. Так и у остальных ребят, в том числе и меня касается, когда я выхожу на лед. В этом – в глубоком проникновении в драматургию сюжета – и вся прелесть.

– Если честно, когда вы начинали, страх был?

– Еще какой! На всю труппу один страх: как примут, проникнется ли публика нашими замыслами, как мы раскрываем тему противопоставления разума и темных сил, отзовется ли на историю любви и смерти и т. д. Средствами танца это крайне трудно выразить. Но мы старались. Эмоции зрителей – тот камертон, который помогает нам правильно выстроить работу, их реакция дает четкое представление, что у нас получилось, а где провал. В конце концов, это позволяет избежать ошибок.