Рано утром 6 июня русская армия достигла Тильзита, второго после Кенигсберга города в Восточной Пруссии, и сразу же начала переправу на правый берег Немана по единственному мосту. Переправа неизбежно должна была затянуться. А это значило, что казакам предстоял трудный день.

Чтобы обезопасить переправу войск на случай прорыва противника через линию заграждения казаков и следовавший параллельно с ними арьергард Багратиона, Беннигсен поставил свободные дивизии в боевой порядок перед Тильзитом и на флангах.

Однако арьергард никто в этот день не беспокоил. Шедший за ним корпус маршала Нея уклонился в сторону и двинулся на Гумбиннен. Князь Петр Иванович, решив сообщить Леонтию Леонтьевичу, что видит себя в безопасности, послал в главную квартиру своего юного адъютанта ротмистра Давыдова. По пути в Тильзит Денис Васильевич встретил остроумного майора Эрнеста Шепинга.

— Что нового, Шепинг? — спросил ротмистр.

— Новое то, — ответил майор, — что я везу письмо от Беннигсена к Багратиону. Главнокомандующий предписывает ему войти в сношение с французами и предложить им перемирие, пока приступим к переговорам о мире. Вот тебе все новое. Прощай! — и поскакал.

В тот же день Давыдов примчался в Олиту, где разместился штаб главнокомандующего, пребывавший в состоянии паники.

«Я прискакал в главную квартиру, — вспоминал Давыдов. — Толпы разного рода людей составляли ее. Тут были англичане, шведы, пруссаки, французы-роялисты, русские военные и гражданские чиновники, разночинцы, чуждые службы и военной, и гражданской, тунеядцы и интриганы — словом, это был рынок политических и военных спекулянтов, обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах… Все были в тревоге, как за полчаса до светопреставления. Один Беннигсен был неизменен. Он страдал, это было видно, но страдал скорбию безмолвною».

Наполеон двинул свои войска по большой Тильзитской дороге и слева и справа от нее. Учитывая это, Платов растянул казаков по фронту на расстояние, которое могли занимать три французские колонны, и поставил 16 донских полков в шахматном порядке. Такое расположение имело важное преимущество: атакуя один из полков, неприятель неминуемо оказывался под угрозой удара с флангов.

Латур-Мобур подкрепил передовые эскадроны авангарда артиллерией. Платов отступил за деревню Гигарн, где нашел достаточно выгодную позицию для обороны.

Деревня Гигарн располагалась на отлогом косогоре, по которому проходила большая Тильзитская дорога. Справа от нее Платов поставил отряды Павла Дмитриевича и Ивана Дмитриевича Иловайских, слева — Николая Васильевича Иловайского и Андриана Карповича Денисова. В центре он указал место атаманцам Степана Филипповича Балабина, а на возвышенности за селением разместил калмыцкий и башкирский полки.

Растянутость оборонительной линии корпуса Платова свела на нет действие неприятельской артиллерии. Неоднократные атаки колонн французской кавалерии также не имели успеха. Бой продолжался четыре часа. Казаки стояли твердо и не отступили ни на шаг.

Наступил вечер. Атаман приказал развести костры вдоль всей линии обороны и на высотах за деревней, чтобы создать в глазах противника видимость, что армия находится близко и готова в любой момент усилить казаков. Французы прекратили атаки и стали укреплять свою позицию.

В этот день казаки взяли в плен 94 кавалериста, в том числе 6 офицеров.

Оставив на позиции с полсотни казаков, чтобы поддерживать костры и беспокоить неприятеля ночью, атаман отошел к Тильзиту. Утром он приказал казакам спешно примкнуть к корпусу на правом берегу Немана, уничтожив за собою мост. Тем временем французские конные егеря и драгуны уже вошли в город и устремились в погоню за горсткой донцов. Вот как описал эту сцену свидетель:

«Казаки скакали, не примечая, что передовой из преследователей с саблею наголо был Мюрат; но они успели уже коснуться правого берега Немана, когда он только что вскакал на мост. Мост вспыхнул почти под мордой красивого коня его и вмиг обнялся пламенем. Опрометчивый паладин остановился, круто поворотил коня назад и шагом возвратился в город; Неман разделил сражавшихся».

Французы приняли предложение о перемирии. Война кончилась позорным поражением «победителя непобедимого», как назвал император Александр Л. Л. Беннигсена после сражения при Прейсиш-Эйлау. Причин много: «несоразмерность дарований Беннигсена с гением Наполеона», как выразился Д. В. Давыдов, численное превосходство противника над русской армией, неуверенность, вкравшаяся уже тогда в дух большей части войска, расстройство провиантской службы, недостаток резервов и прочие обстоятельства.

За восемь месяцев войны казачьи полки потеряли 194 человека убитыми и 453 ранеными. Какой урон они нанесли неприятелю, неизвестно: погибших врагов, как всегда, никто не считал. А вот пленных считали. Их оказалось много — 139 офицеров и 4196 рядовых.

Казаки почти во всех ситуациях действовали решительно, с инициативой, порой отчаянно, нападая на несравненно более сильного противника. В периоды затишья они надежно охраняли покой своей армии и не давали покоя неприятелю, перехватывали его курьеров с важными депешами и нередко срывали замыслы французского командования; отбивали обозы с провиантом, фуражом и снаряжением; поддерживали сообщения между дивизиями и корпусами; всегда были впереди во время наступления и столь же храбро дрались в арьергарде. Именно после этой кампании к ним и их атаману пришла европейская слава, что вполне проявилось в дни тильзитских встреч двух императоров — Александра и Наполеона.

Государь не мог продолжать войну. И ни один из его советников, кроме министра иностранных дел барона Андрея Яковлевича Будберга, не посмел возразить ему. Армия потеряла треть своего состава, сотни офицеров; генералы, особенно лучшие, излечивались от ран, а те, что остались в строю, в большинстве своем не имели ни боевого опыта, ни военных талантов. Наконец Александр осознал отсутствие способностей у главнокомандующего. Государь мучительно пытался понять, почему в столице сложилось столь высокое мнение о Беннигсене, в то время как здесь, в войсках, он не пользовался авторитетом; все считали его вялым и нерешительным. В самом деле, после каждого сражения «спаситель России и всей Европы» засыпал его величество победными реляциями, но тут же отступал вместо того, чтобы идти вперед.

«Нашими победами при Пултуске и Эйлау мы обязаны не Беннигсену и его мнимым талантам, а исключительно доблести солдат русских», — подвел итог своим грустным размышлениям император Александр.

Перемирие было ратифицировано монархами 10 июня 1807 года. Через два дня состоялась знаменитая встреча Александра и Наполеона. Готовил ее князь Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский.

По приказу Наполеона, любителя театральных эффектов, посреди Немана на лодках устроили плот, а на нем поставили два павильона, обтянутых белым полотном. Больший из них предназначался для встречи императоров. На его фронтонах, обращенных к русской и французской сторонам, зеленой краской выписали вензеля — начальные буквы имен обоих монархов. Об инициалах короля Пруссии попросту забыли, чем немало огорчили его.