По дороге домой Пола рассказала мне, что звонила доктору Льюис и отменила наш визит в консультацию по вопросам семьи и брака. Теперь мы отлично ладили, и Пола решила, что консультация нам не нужна.

Перед сном, когда мы вместе принимали душ, Пола сказала мне, что хочет ребенка. Сначала я решил, что она шутит, но потом понял, что на такую тему она вряд ли стала бы шутить. Пола предположила, что ребенка ей захотелось потому, что на прошлой неделе родила ее сестра, а может, потому, что — как предположила ее терапевт — она наконец поняла, что для нее действительно важно в жизни, но так или иначе с сегодняшнего дня она больше не принимает противозачаточных. Я крепко обнял ее, поцеловал и сказал, что счастлив. Пола сказала, что согласна со мной: ребенку просто необходим двор — такой, например, как был у нее в Сиракьюзе, и мы решили, может быть, уже с этих выходных, регулярно предпринимать вылазки в Территаун и другие городки по течению Гудзона и подыскивать подходящий дом.

Пола сказала, что слишком устала, чтобы заниматься любовью, и заснула, а я лежал и смотрел телевизор, щелкая пультом с одной программы новостей на другую. Об убийстве по-прежнему больше не говорили, и я все больше убеждался в том, что об этом деле забыли. В ближайшие месяцы мы с Полой найдем дом в симпатичном маленьком городке в Вестчестере. На днях мы позвоним в агентство недвижимости и начнем показывать нашу квартиру. Теперь, когда моей работе ничто не угрожает и я вот-вот начну получать солидные комиссионные, будет не страшно потерять на продаже квартиры. Уехать из Манхэттена будет приятно. Наверное, мне будет не хватать энергии большого города, но я устал жить в многоквартирном доме на головах у других людей, скалиться соседям в лифте, не зная и не желая знать их имен. Я хотел спокойной, размеренной жизни за городом. Я буду ездить каждое утро на работу пригородным поездом, с ноутбуком на коленях и чашечкой кофе. У себя в фирме я стану зарабатывать кучу денег, у меня будет угловой кабинет, и каждый будет выказывать мне уважение. Потом я буду возвращаться домой и ужинать в кругу семьи. Если у меня родится сын, мы с ним будем друзьями, а не чужими людьми, как я с моим отцом. Я буду заниматься с ним в выходные и по вечерам, помогать ему с домашними заданиями и водить на бейсбол. Может быть, я даже стану тренером его юношеской бейсбольной команды.

Я выключил телевизор и приобнял Полу сзади, продолжая рисовать в воображении картины своего прекрасного будущего. Я представлял, как мы с нашими двумя детьми сидим за обеденным столом, смеемся. Потом — как в погожий день мы с сыном играем за домом в мяч. Эту картину сменила следующая — мы всей семьей стоим на аккуратно подстриженной лужайке перед роскошным домом, как будто позируем для фотографии. Я в прекрасной форме и выгляжу на двадцать пять лет. Кожу покрывает бронзовый загар, я широко улыбаюсь.

Когда я стал засыпать, мои мысли и мечты куда-то испарились, а счастливые видения поблекли. Прекрасный дом в предместье исчез вместе с детьми. Теперь мы с Полой были одни в нашей темной, мрачной квартире. Я видел, как мы деремся, и слышал, как мы орем друг на друга. Я обзывал ее «сукой» и «шлюхой», я был пьян, бил ее, а она кричала, и оба ее глаза затекли и почернели. Потом я бежал в темноте вдоль железнодорожных путей, держа в руке окровавленный нож. Дул ветер, и было страшно холодно.

Увидев на кухне кофейник с горячим кофе, я обрадовался. От ночных кошмаров тупо болела голова и мучила слабость. Я налил себе кофе, добавил немного обезжиренного молока и сделал несколько глотков. Обычно кофеин действует на меня моментально, но в то утро не подействовал вообще.

Пола все еще была в душе, и я залез обратно в кровать полежать минут пять. Наверное, я задремал, потому что, когда я открыл глаза, Пола была уже одета и собиралась уходить. Она тоже была в плохом настроении, поэтому мы почти не разговаривали. Убегая, она чмокнула меня на прощание.

На работе я по-прежнему пребывал в заторможенном состоянии. Кризис на участке Дона Чейни — ему не нравился один из наших специалистов — на время заставил меня отвлечься, но общая слабость и головная боль по-прежнему давали о себе знать. В шкафу на кухне я нашел лекарство от головной боли. Я проглотил две капсулы, запив их чуть теплым кофе. Головная боль прошла, но весь тот кофе, который я выпил за утро на пустой желудок, крайне меня взвинтил. Я вышел на улицу, купил бублик с плавленным сыром и сожрал его, даже не успев вернуться в офис. Еда сначала взбодрила меня, но к двенадцати я снова чувствовал себя разбитым.

Боб и Алан, директор отдела маркетинга, остановились возле моей клетушки и пригласили меня с ними пообедать. Прежде Боб никогда не приглашал меня на обед, и этот жест теперь казался еще более невероятным, принимая во внимание, как он вел себя со мной после визита в фирму детективов. Алану было примерно столько же лет, сколько и Бобу, около сорока, и, если не считать, что в коридоре он всегда здоровался со мной и мы обменивались парой вежливых фраз, он никогда не выказывал в отношении меня особенного интереса.

Мы пошли в кошерный итальянский ресторан на Сорок шестой. Еда оказалась паршивой, но беседа вышла довольно приятная. Боб рассказал несколько своих любимых анекдотов про поляков, а потом Алан сообщил о том, что его старшая дочь поступает в колледж в Буффало. Когда я обмолвился о том, что в свое время закончил колледж в Буффало, у нас немедленно установился контакт. Я поделился своим мнением о кампусе и о самом городе, сказав, что о том, чтобы провести четыре года в Буффало, «можно только мечтать». По правде говоря, я считал, что этот городишко — несусветная дыра, но мне показалось, что, раз его дочь уже связала себя обязательствами, ему не захочется слушать неприятные вещи. Потом Алан спросил меня о моих планах на будущее. В первый момент его слова застали меня врасплох, я не мог понять, на что он намекает, затем сказал, что хочу заработать для компании как можно больше и это можно считать отправной точкой. «Хороший ответ», — резюмировал Боб, и все засмеялись. Потом Алан спросил, не хочу ли я получше узнать «маркетинговую сторону бизнеса». Я сказал, что с удовольствием, если представится такая возможность. Алан сказал, что не может ничего обещать, но скоро в отделе маркетинга откроется вакансия и он будет иметь меня в виду.

Мы сидели за столиком и болтали еще долго после того, как принесли счет. Уже в вестибюле нашего офиса мы столкнулись со Стивом Фергюсоном. Стив выдал пару ничего не значащих фраз и старался вести себя как ни в чем не бывало, но по тому, как он старательно избегал встречаться со мной взглядом, я понял, что он разозлен. Мне казалось, я слышу, как его недалекий умишко вопиет: почему вы пригласили на обед его? А как же я? Меня что, уже и в грош не ставят в этой компании?

Мое будущее снова предстало во всем блеске. Если мне удастся занять солидную должность в отделе маркетинга, рано или поздно я смогу стать одним из директоров — если не в «Мидтауне», то где-нибудь еще. У меня будет стабильно высокая зарплата, как минимум соответствующая той, какую я получал сейчас, только без постоянной необходимости закрывать сделки.

Я позвонил Поле на работу, чтобы поделиться хорошими новостями, но телефон был переключен на автоответчик. Я оставил короткое сообщение: «Просто хотел тебе сказать, что очень люблю тебя и скучаю».