И все-таки по дороге в офис я не мог избавиться от чувства, что за мной следят копы. Я не видел никого подозрительного и понимал, что веду себя как параноик, но все равно то и дело оглядывался назад, ожидая, что замечу человека, который тут же нырнет в подъезд или быстро отвернется.

Пола все время зудила, что мне нужно проконсультироваться с юристом, поэтому я решил больше это не откладывать — в основном для того, чтобы она наконец от меня отстала. Юрист нашей фирмы порекомендовал мне адвоката по имени Кевин Щульц. В тот же день я позвонил Шульцу из офиса. Я в точности изложил ему, что рассказал полицейским — как заявился к Руднику в кабинет, но сказал, что это не имеет ни малейшего отношения к убийству.

Шульц заявил, что, по его мнению, я не сказал ничего, что можно было бы мне инкриминировать, но настоятельно советовал отныне беседовать с полицией только в его присутствии.

В шесть часов я во второй раз появился у «Анонимных алкоголиков». Я не собирался говорить, но когда подошла моя очередь, то по непонятной причине мне захотелось излить душу. Я долго распространялся о своих опытах с алкоголем, о том, как начал пить в тринадцать лет и как с возрастом все усугубилось. Потом я рассказал о своих недавних проблемах, связанных с алкоголем, и как, напившись, я ударил свою жену и что это — самый отвратительный поступок, когда-либо мной совершенный. Мои глаза наполнились слезами, и я больше не мог говорить. Когда я сел на свое место, все захлопали.

По дороге с работы Пола зашла в магазин и дома приготовила свое коронное блюдо — цыпленка с канадским рисом и кедровыми орешками. Мы ужинали при свечах, слушали записи классической музыки и проговорили почти весь вечер. Я рассказал ей, как после развода родителей мне было очень одиноко. Когда я был в девятом классе, мы с мамой переехали в Манхэттен и мне пришлось переходить в школу, где я никого не знал. Несколько шпанистых заводил начали цепляться ко мне, обзывая «голубым» и «педиком». Несколько раз меня били, и у меня совсем не было друзей. Поскольку мои отметки за седьмой, восьмой и девятый класс оказались недостаточно высокими, я не смог поступить в Стайвесантскую школу, и моя мать во мне разочаровалась.

В свою очередь Пола рассказала мне несколько историй из своей жизни. Когда ей было четырнадцать, они с подругой попробовали кокаин. Подруга нашла его в спальне у своего брата. Девочке стало плохо с сердцем, и она чуть не умерла. Когда Поле было пятнадцать, вскоре после того как умер ее дядя Джимми, смерть едва не подобралась и к ней. В тяжелом состоянии депрессии Пола забралась в машину родителей, стоявшую в непроветриваемом гараже, и завела мотор. Ее сестра нашла ее, когда она уже начала терять сознание, и вытащила на воздух. После этого случая родители отправили ее к психиатру. Она рассказала врачу обо всем, кроме «главного», боясь, что родителям слишком тяжело будет узнать правду о дяде Джимми. Ей прописали антидепрессанты, но она продолжала страдать от сознания собственной никчемности и бесполезности.

Потом ее голос неожиданно посерьезнел и в нем появились зловещие нотки. Пола сказала, что ей нужно еще кое-что рассказать мне о своей жизни в подростковом возрасте. У нее была привычка говорить о банальных вещах так, словно это что-то из ряда вон выходящее. Однажды она сказала, что хочет сообщить мне нечто «очень-очень важное», и я с замиранием сердца принялся ждать известий о смерти родственников или страшной катастрофе. Вместо этого я услышал: «Я подумываю о том, чтобы подкоротить волосы». Вот и сейчас я приготовился услышать занятную историю о том, как праздновали ее шестнадцатилетие или как прошел выпускной бал. Но к сожалению, на сей раз я ошибся.

Я всегда считал, что до меня у Полы было примерно десять мужчин, что, в общем-то, было не так страшно, но оказалось, что мои подсчеты далеки от реальности. Пола одним духом выпалила имена двадцати, если не больше, парней, с которыми спала с седьмого класса по двенадцатый, добавив, что у нее были еще «десятки» других, чьи имена она не может вспомнить. Среди «безымянных» был гитарист из рок-группы, выступавшей для разогрева публики на концерте «Ху», куда Пола ходила в шестнадцать, и «какой-то мужик лет сорока», с которым она познакомилась на катке, когда училась еще в восьмом классе. Ее единственный серьезный роман в подростковом возрасте был с Энди Коннелли — она сказала о нем так: «ты знаешь с кем» — это было, когда она заканчивала школу. В колледже, где мы познакомились, она «заново открыла в себе» девушку с небольшим сексуальным опытом.

Поделись Пола со мной этими новостями еще несколько дней назад, я бы, наверное, сильно расстроился — в конце концов, обнаружить, что твоя жена в свои пятнадцать была законченной шлюхой, тогда как сам ты в душе лелеял совсем иной образ, — не самая приятная для мужа вещь. Но сейчас я не ощутил ничего, кроме жалости к ней. Между нами как будто даже возникла какая-то еще более сильная связь. Над нами обоими надругались, когда мы были детьми, и каждый из нас ответил на это по-своему — я выместил свои чувства на человеке, который причинил мне зло, а она вымещала свои чувства на самой себе.

Позже, когда мы закончили заниматься любовью, Пола вдруг заплакала, спрятав лицо у меня на плече. Я спросил ее, что случилось, но она все повторяла, что ничего. Наконец она призналась, что, может быть, дело в гормонах, а может, она просто чувствует себя очень счастливой.

В четверг два моих проекта были запущены. После того как я проверил каждый участок и встретился с координаторами, я вернулся к себе на фирму, где провел внутренние совещания с менеджерами проектов и со снабженцами. Хотя работы было невпроворот, я совсем не чувствовал ни усталости, ни депрессии.

После работы я зашел в оздоровительный центр, находившийся поблизости от нашего офиса. Я еще утром захватил с собой спортивную одежду и теперь примерно двадцать минут провел на тренажерах. Потом я выполнил несколько сетов упражнений для трицепсов с отяжелением. Я чувствовал прилив энергии и мог качаться и дольше, но не хотел перегружать себя в первый же день. Отныне я решил ходить сюда по крайней мере несколько раз в неделю в обеденные часы, а по выходным — в такой же центр у себя в Восточном Ист-Сайде. Моей целью было сбросить к августу семь килограммов. Конечно, это значило, что вся одежда станет мне велика и придется покупать все заново. Мой нынешний гардероб целиком состоял из простых и консервативных вещей, по большей части купленных в магазине «Доступная цена». Мне нужно выглядеть круче, моднее. Может быть, теперь я начну одеваться в «Барни» или в бутиках на Мэдисон-авеню.

Пола сказала, что будет дома только ближе к восьми, поскольку договорилась со своим психотерапевтом, поэтому я решил сделать ей сюрприз и сам приготовить ужин. Я распечатал из Интернета рецепт вырезки «шатобриан» и сходил за продуктами в ближайший супермаркет. Я совершенно не умею готовить, но думал, что с рецептом перед глазами я вряд ли так уж сильно все испорчу. Когда Пола пришла домой, квартира была полна дыма, а противопожарная сигнализация издавала резкий, пронзительный вой. Когда она вошла на кухню и увидела обуглившееся мясо, мы оба громко засмеялись.

Мы выбросили мою стряпню и сделали заказ во вьетнамском ресторане. После еды мы выгуляли Отиса. Вечер был теплый, и мы оба вышли в футболках и сандалиях на босу ногу. На Первой авеню мы купили мороженое и съели его на скамейке у магазина. Мы болтали, в перерывах целовались и просто смотрели друг другу в глаза.