Осторожное покашливание оторвало Мэри от созерцания воды и выбора языка, который предстояло выучить. Строго говоря, этих молодых людей она заметила давно — той частью сознания, которая исподволь наблюдала за окружающей обстановкой. Однако угрозы косящиеся по сторонам и шушукающиеся курсанты не представляли, напрягать слух, дабы уловить смысл сказанного, Мэри не видела оснований, и в принципе они ей не мешали. Она отдавала себе отчет в том, что предметом как наблюдения, так и разговора является ее скромная персона. Мепаник возник в ее мыслях не случайно: сейчас перед ней стояли, отделившись от компании, два уроженца Pax Mexicana, которых выдавало несметное количество значков и нашивок на форменных куртках.

— Сеньорита Гамильтон? — Вопрос был и лишним, на ее куртке была только одна нашивка, с именем, и ничто не мешало ее прочесть.

— Я слушаю вас, господа, — Солнце, яркое послеполуденное солнце, светило из-за ее спины и различить в мешанине значков имена ее собеседников было непросто. Тот, что был повыше ростом, видимо, понял ее затруднение.

— Сеньорита, я Энрике Маркес, а это Хосе Лопес. Вам предстоит сделать выбор, кто из нас будет иметь честь стать вашим официальным спутником.

Официальный спутник? Да, Мэри слышала об этой традиции. Помимо качества обучения Академия на Картане славилась организацией многочисленных официальных, полуофициальных и совсем уж неофициальных церемоний. На них полагалось являться парами. Тот, кто хотел посетить официальное мероприятие, должен был озаботиться наличием официального спутника или спутницы. Разумеется, никто никого силком на разного рода открытия, закрытия, банкеты и презентации не загонял. Но блестяще отработанная на протяжении двух, а то и трех столетий организация, превращала любую церемонию в нечто феерическое. Неписаное правило гласило, что до тех пор, пока на «мужском» факультете есть хоть одна студентка без официальной пары, ее однокашники не могут искать себе официальную спутницу на других факультетах. Прибытие мисс Гамильтон сразу на третью ступень было неожиданностью для мужчин Военного факультета, и, похоже, неожиданностью не слишком приятной. Кислые лица подошедших курсантов яснее ясного говорили, что они предпочли бы оказаться подальше от этой чертовой бельтайнки, но обстоятельства сильнее.

— Я должна сделать выбор между вами двумя? — осторожно уточнила Мэри. Парни ей не поправились. — А почему именно вы?

— Поправьте меня, сеньорита, если я ошибаюсь… — Любезность, которой и без того было не слишком много, сползала с лица Энрике. — Но ведь до сих пор никто не выразил желания стать вашим спутником? — «Что ты ломаешься? Не порти жизнь всем, достаточно того, что портишь ее мне» — отчетливо читалось в его глазах.

— Допустим. И что из этого? — Мэри стало любопытно, как далеко зайдет этот фарс.

— Думаю, я не ошибусь, если скажу, что вряд ли и впредь найдется много желающих — всем общеизвестна бесперспективность общения с пилотом с Бельтайна. Кроме того, даже официальные церемонии желательно проводить в обществе того, на кого приятно посмотреть… — Ошарашенный Хосе двинул спутника локтем в бок, но было уже поздно. На лице Мэри медленно расцветала улыбка, приветливость которой сделала бы честь любой гадюке. Она зеркально изменила позу — теперь левая нога стояла на мосту, а согнутая правая опиралась на парапет — и отставила компьютерный блок подальше. Пальцы рук дрогнули, разминаясь.

— Руку или челюсть? — безукоризненно светским тоном осведомилась девушка.

— Что?

— Я спрашиваю, что вам сломать, Маркес, руку или челюсть? Судя по вашему выступлению, работать вы привыкли в основном языком, и поэтому неподвижность челюсти будет для вас более болезненна. Но поскольку, в отличие от вас, я хорошо воспитана, я предоставляю право выбора вам.

Маркес склонил голову набок и окинул Мэри демонстративно оценивающим взглядом. Провел языком по губам. Плотоядно ухмыльнулся.

— Я вижу, сеньорита обладает завидным темпераментом! А говорят, что бельтайнки холодны! Врут, должно быть. Какие только повреждения не наносили мне в порыве страсти девки, но чтобы сло… ааааааа!

Мэри не отказала себе в удовольствии проследить взглядом траекторию полета Энрике в канал, с серьезным видом покивала громкому всплеску и взрыву проклятий, снова уселась на парапет и повернулась к оцепеневшему Лопесу:

— Я надеюсь, ваш напарник умеет плавать?

Краем глаза она видела, что наблюдавшие за сценкой курсанты двинулись было к месту действия, но остановились, повинуясь повелительному жесту одного из них. Высокий для мексиканца молодой мужчина, чьи куртка, штаны и щегольские ботинки были явно сшиты на заказ, тер ладонью губы, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица, но смеющиеся глаза выдавали его. Мэри, которую четыре года общения с Келли О'Брайеном приучили ценить в окружающих умение видеть смешную сторону бытия, решила, что с этим человеком вполне можно иметь дело, но тут же отвлеклась. Предельно язвительный женский голос холодно произнес за ее спиной:

— Ты совсем не изменилась, Гамильтон. По-прежнему решаешь все проблемы кулаками?

Мэри обернулась и совершенно не удивилась, обнаружив, что голос принадлежит одной из ее однокашниц по Корпусу. Кадет Филипс в свое время делала жизнь кадета Гамильтон весьма насыщенной и разнообразной, и Мэри не собиралась терять возможность отыграться.

— Язык тела — самый доступный и доходчивый из всех языков, Филипс. Это проходят еще на I курсе, и если бы ты лучше успевала по общим дисциплинам, ты, несомненно, знала бы об этом. Надеюсь, ты согласишься со мной, что данному конкретному телу я все объяснила предельно доходчиво и доступно?

— Смотри, Гамильтон, нарвешься! — процедила противница, но Мэри только усмехнулась: — Всенепременно, Филипс. Но, думаю, еще не сегодня. Хотя кто знает… — Окончание фразы относилось к приближающемуся лидеру мексиканцев: торжественный вид и нарочито выстроенный шаг демонстрировали серьезность намерений, вот только Мэри пока еще не поняла, таких именно.

Он остановился в двух шагах — смуглый, высокий, красивый. Не красавец, а именно красивый мужик, знающий это, но не придающий этому значения. В карих глазах по-прежнему проскакивали искорки смеха, но на лицо он уже успел нацепить маску изысканной аристократической вежливости. Вежливости, которая могла легко трансформироваться и в ярость, и в насмешку, и в дружескую улыбку.

— Сеньорита Гамильтон.

— Сеньор?

— Я прошу вас извинить моих дурно воспитанных… однокурсников, — Мэри почему-то была твердо уверена, что он хотел сказать «подчиненных», но в последний момент заменил слово. — К сожалению, вдали от родины многие кабальерос быстро забывают правила хорошего тона и…

— Я приняла бы ваши извинения, сеньор…

— Вальдес. Хуан Вальдес.

— Дон Хуан? — девушка мило улыбнулась.

— О, сеньорита знакома с классической литературой? Воистину приятный сюрприз! — мексиканец заметно оживился и смотрел теперь на бельтайнку не только со слегка ироничным уважением, но и с вполне очевидным интересом.