В дверь тихонечко постучали.

Что, слава яйцам, означало, что это не Лэсситер, который всякий раз вваливался без предупреждения. Можно было не сомневаться, что падший ангел не стал бы заморачивался по поводу хороших манер или понятия личного пространства. Да и вообще, каких-либо границ. Совершенно очевидно, что этот светящийся ужас вышибли с небес, потому что Бога его компания достала не меньше, чем самого Тора.

Еще раз тихонько постучали. Должно быть, это Джон.

– Входи. – Тор приподнялся на подушках, и футболка вернулась на место. Его руки, когда-то крепкие как сталь, напряглись под тяжестью ослабевших плеч.

Мальчик, который более не был мальчиком, вошел с подносом, ломящимся от еды, его лицо излучало необоснованный оптимизм.

Когда поднос оказался на столике рядом с кроватью, Тор скользнул по нему взглядом. Курица с зеленью, рис с шафраном, зеленый горошек и свежеиспеченные булочки.

С тем же успехом, это дерьмо могло быть сдохшей под колесами псиной, прокопченной на вертеле. Ему было наплевать. Но он взял тарелку, развернул салфетку, поднял вилку и нож и начал ими работать.

Чавк. Чавк. Чавк. Глоток. Чавк-чавк. Глоток. Запить. Пожевать. Прием пищи, как и его дыхание, был процессом механическим и автономным, Тор слабо отдавал себе в этом отчет – необходимость, а не удовольствие.

Удовольствие осталось в прошлом... и в его снах, больше напоминавших пытку. Снова вспомнив свою шеллан, обнаженную, прижимающуюся к нему на лимонных простынях, Тор почувствовал, как это мимолетное видение отозвалось в его теле вспышкой желания, принося ощущение жизни, а не простого существования. Бунт его смертной плоти сошел на нет также быстро, как затухает пламя без фитиля.

Чавк-чавк. Отрезать. Пожевать. Проглотить. Запить.

Пока Тор ел, парнишка сидел на стуле неподалеку от зашторенного окна: локоть уперся в колено, кулак подпирал подбородок, ну вылитый Роденовский «Мыслитель». Последнее время Джон постоянно напоминал его – вечно такой задумчивый.

Тормент прекрасно знал, что гложет парня, но разъяснение, которое положило бы конец печальной озабоченности Джона, причинит тому адскую боль. Тор очень сожалел об этом. Искренне сожалел.

Господи! Ну почему Лэсситеру просто не оставил его тогда подыхать в том лесу? Этот ангел мог просто пройти мимо, но нет, Его Величеству Галогену приспичило поиграть в героя.

Тор перевел глаза на Джона, и его взгляд задержался на кулаке паренька. Рука была здоровенной, и подбородок с челюстью, опиравшиеся на нее, были сильным и мужественным. Мальчик превратился в красивого мужчину; хотя чему удивляться– – сыну Дариуса могли достаться только хорошие гены. Точнее, одни из лучших.

Эти мысли навели Тора на... да, Джон и впрямь похож на Ди, точная копия вообще-то, ну, за исключением голубых джинсов. Дариус бы скорее удавился, чем одел что-то подобное, даже модные и с дизайнерскими потертостями, как раз такие, как носил Джон.

Если разобраться... Ди частенько принимал именно такую позу, когда изнемогал от жизни, изображая творение Родена[83], сидел весь такой хмурый и задумчивый...

В свободной руке Джона сверкнуло что-то серебристое. Это был четвертак, и паренек перекатывал монетку туда-сюда между пальцев – так проявлялся его нервный тик.

Этой ночью Джон не просто тихо просиживал штаны в комнате Тора. Его что-то гложило.

– Что случилось? – осипшим голосом спросил Тор. – Ты в порядке?

Джон удивленно перевел на него глаза.

Избегая его взгляда, Тор посмотрел вниз, наколол кусочек курицы и положил в рот. Пожевать. Пожевать. Проглотить.

Судя по возникшему шороху, Джон вышел из своей позы задумчивости, разгибаясь медленно, словно опасаясь, что неосторожное движение спугнет повисший между ними вопрос.

Тор еще раз мельком взглянул на парня, и принялся выжидать. Положив четвертак в карман, Джон начал четко, но плавно показывать знаками:

«Роф снова сражается. Ви только что сообщил об этом мне и парням».

Может Тор слегка и подзабыл Американский Язык Жестов, но все же не настолько. От удивления он даже опустил вилку.

– Постой... Роф ведь по-прежнему король, так?

«Да, но сегодня он объявил Братьям, что возвращается к патрулированию. Хотя мне кажется, он уже выходил на улицы и скрывал это ото всех. Кажется, Братство разозлилось на него».

– Патрулирование? Невозможно. Королю не дозволено сражаться.

«Но Роф так не считает. И Фьюри тоже возвращается».

– Какого черта? Праймэйлу не полагается... – Тор нахмурился. – Что-нибудь изменилось в войне? Что-то происходит?

«Я не знаю», Джон пожал плечами и сел обратно на стул, скрестив ноги в коленях. Еще одна привычка Дариуса.

Сейчас парень казался таким же зрелым, каким когда-то был его отец, и дело не в том, как Джон расположил свои ноги, а в изнуренности, что сквозила в его голубых глазах.

– Все это незаконно, – сказал Тор.

«Теперь законно. Роф встречался с Девой-Летописецей».

Вопросы так и роились у Тора в голове, его мозг едва не кипел от столь непривычной нагрузки. Было сложно рассуждать логически, среди этого беспорядочного водоворота мыслей, все равно, что пытаться удержать в руках сотню теннисных мячиков: как бы сильно ты не старался, один обязательно упадет и, прыгая туда-сюда, создаст неразбериху.

Тор бросил бесплодные попытки привести мысли в порядок.

– Да уж, вот это перемены... желаю им успеха.

Тяжелый вздох Джона отлично отражал его отношение к безнадежному положению Тора, который отключившись от мира, продолжил жевать. Покончив с едой, он аккуратно сложил салфетку и допил воду в стакане.

Потом Тор включил телевизор на канале Си-эн-эн[84], думать ему все равно не хотелось, а тишина была невыносима. Джон просидел с ним еще около получаса, и, в конце концов, не выдержав бездействия, встал и потянулся.

«Увидимся ближе к рассвету».

Ага, значит все-таки день.

– Я буду здесь.

Джон подхватил поднос и без промедлений и колебаний вышел. Поначалу был избыток и того, и другого, ведь каждый раз, закрывая дверь, он надеялся, что Тор остановит его и скажет: «Я готов вернуться к жизни. Я не стану сдаваться. Я достаточно оправился, чтобы заботиться о тебе».

Но надежда не может длиться вечно.

Когда дверь за Джоном закрылась, Тор откинул простыню со своих тощих ног и свесил их с кровати.

Хорошо, он был готов столкнуться с чем угодно, но только не с убогостью своего существования. Постанывая и шатаясь, он проковылял в ванную, подошел к туалету и поднял крышку. Согнувшись над унитазом, он приказал желудку вернуть еду без возражений.