— Возможно, Мария, возможно… Но если ему и удалось тронуть мое сердце, я категорически запрещаю вам говорить ему об этом. Женщина может, не нарушая своего долга, позволить обожать себя, но она не может показывать это. В Испании не считается грехом для женщины слушать заверения в любви. При этом дамы никогда на них не отвечают, каковы бы ни были их чувства… Замужние дамы, разумеется. К тому же я королева!

Мария рассмеялась:

— Я могла бы рассказать вам о королевах, которым случалось прислушиваться к своему сердцу и быть очень счастливыми…

Появление доньи Эстефании, которая боялась мадам де Шеврез точно чумы, положило конец опасному разговору, возобновить который Мария больше не пыталась. Она и так уже достаточно узнала, поэтому, вернувшись к себе, она первым делом поспешила рассказать все Холланду:

— Готова поклясться, что она уже влюблена в него, и уверена, что ему есть на что надеяться. При условии, что он будет сдержан: он нынче вел себя, как будто они находились наедине и, как бы это сказать, как будто они знали друг друга целую вечность и встретились после долгой разлуки. Я искренне верю в то, что они созданы друг для друга.

— К несчастью, времени у нас немного! Да и возможностей тоже. Как устроить им встречу наедине?

— Мне кажется, вы большой мастер по этой части! — усмехнулась Мария.

— Ваш супруг придерживается широких взглядов, не то что король Людовик. Вам известно, как часто он исполняет свой супружеский долг по отношению к королеве?

— Не слишком часто, но все же достаточно регулярно, даже если это и производит впечатление исполнения повинности. Единственное, что ему нужно, — это ребенок. Что не мешает ему быть ревнивцем похуже иных испанцев!

— Ревность без любви особенно опасна. Речь не идет о том, чтобы развести короля с Анной Австрийской, но дать ей капельку счастья, обеспечив нам привилегированное положение. У короля не слишком крепкое здоровье, и если его жене придется стать регентшей, наши советы будут для нее самыми ценными.

— Наши советы? Вы хотите обосноваться здесь?

— Вам известно, что это невозможно, но я буду часто приезжать и направлять вас.

— Вы говорите так, словно Бекингэм тоже должен исчезнуть? — заметила Мария, слегка озадаченная.

— Джордж — просто чудо, но он мыльный пузырь. Он настолько одержим манией величия, что его гордыня в конце концов задушит его. Вы бы видели его перед кардиналом, кипящего и мечущего громы и молнии перед ледяной сдержанностью собеседника. Именно Ришелье следует опасаться в случае, если короля не станет.

Мария пожала плечами:

— Его быстро уберут. Королева его не любит, да и я тоже.

Тем не менее дата отъезда приближалась, ее с нетерпением ждали Людовик XIII и его министр и с тревогой Анна Австрийская и ее друзья.

Предполагалось, что королева будет сопровождать свою юную золовку до Булони, но царственному супругу все еще нездоровилось, и Совет в лице секретаря Бриенна предложил Анне остаться у постели больного.

— Он будет благодарен вам за это, мадам!

— Я не слишком в этом уверена. Кроме того, королева Англии настаивает на моем присутствии. И я поеду с ней.

Указание супруга не было выполнено. Пришлось лишь изменить намеченный ранее маршрут: Мария Медичи и ее невестка присоединятся к Генриетте-Марии и ее опасному провожатому лишь в Монтидье. Кроме того, мсье де Пютанж, шталмейстер королевы, и Ла Порт, ее «вешалка», получили строжайшие секретные указания: ни в коем случае не позволять милорду Бекингэму оставаться наедине с Анной Австрийской.

Второго июня Генриетта-Мария и ее свита, в которую вошла и чета де Шеврез, а также Бекингэм покидали Париж, к большому облегчению Людовика и Ришелье, выведенных из себя непрерывно поступавшими донесениями и слухами. Разумеется, двое «влюбленных» могли встречаться лишь на людях во время праздников, следовавших один за другим. Помимо бала в Люксембургском дворце был также концерт во дворце Рамбуйе, где выступала знаменитая мадам Поле, певица и признанная красавица, прозванная Львицей и имевшая бессчетное число любовников (Среди которых был и король Генрих IV. Именно к ней он направлялся, когда его настиг удар Равайяка). Сам Ришелье дал роскошный ужин в Малом Люксембургском дворце, которым он был обязан щедрости королевы-матери. Были и другие празднества, во время которых они виделись и где им удавалось, несмотря ни на что, поговорить друг с другом. Герцог не скрывал своей страсти. Что до королевы…

Вечером первого июня она позвала мадам де Шеврез в свой личный кабинет. Войдя, та увидела, что королева раздражена, обеспокоена и недавно плакала. Мария хотела успокоить ее, но Анна резко оборвала ее:

— Завтра вы уезжаете, у нас мало времени. Вам известно, как огорчен милорд необходимостью возвращения в Англию. Он уверяет меня, что не переживет, если я не дам ему нечто в залог моего… моей…

— Вашей дружбы? — подсказала Мария с невинным видом.

— Не притворяйтесь дурочкой! Вам отлично известно, что я об этом думаю: если бы порядочной женщине было позволено любить кого-то еще, кроме собственного мужа, он единственный мог бы понравиться мне.

— Конечно, мне это известно. А ему?

Анна отвернулась, смущенная, несмотря на их близость со своей козочкой.

— Я сказала ему вчера. Он был этому так невероятно рад, даже клялся, что не покинет Францию, если не получит от меня…

— ..свидетельства, которое укрепит его дух в ожидании вашей следующей встречи?

— Не думаю, что мы вскоре увидимся. Да и он, возможно, тоже…

— Тут вы можете полностью доверять ему, мадам: он перевернет небо и землю, разрушит, если потребуется, политику обоих государств, лишь бы иметь возможность целовать ваши прекрасные ручки.

— Этого-то я и опасаюсь. А посему, в надежде несколько успокоить его, я решила дать ему то, что он просит.

— О, вы сделаете его таким счастливым! Что вы выбрали? Платок?

— Нет, платок может порваться, потеряться. Я предпочитаю предмет, который подходил бы как мужчине, так и женщине.

Тут Мария увидела, что на соседнем столике стояла одна из шкатулок с драгоценностями королевы. Анна достала оттуда черный бархатный футляр, в котором лежали шесть усыпанных бриллиантами подвесок, которые она протянула своей подруге:

— Держите, моя козочка! Отнесите ему и скажите, что взамен я умоляю его быть чрезвычайно осторожным при наших встречах во время путешествия.

— Он будет так счастлив! Но разве не король подарил вам эти украшения? — заметила Мария, которая отличалась отличной осведомленностью и безупречной памятью, когда дело касалось драгоценностей.

— Да, но это было давно, и он вряд ли помнит об этом. К тому же у меня столько украшений, что никто не заметит отсутствия этих вещиц.

Получив подарок, Стини был на седьмом небе от счастья, и мадам де Шеврез стоило немалого труда уговорить его не нашивать украшения немедленно на один из костюмов.