Штази – и это, безусловно, умно. Но настаивать не буду, разработкой ваших нелегалов могли заниматься другие структуры. Будем молиться, что эта задача оказалась им не по зубам… Вы верите в Бога?

– Одна из ваших коллег, правда, с другой стороны, вчера уже спрашивала об этом. Сегодня ее убили.

– Прискорбно. И что вы ей ответили? – Немец смотрел тяжело, одутловатое лицо принимало какой-то библейский образ.

– Не верю.

– Хорошо вам… – Эберхарт взялся за чашку, осторожно отпил. – В шкафчике за вашей спиной есть виски. Это хорошая марка – «Джек Дениелс». Сомневаюсь, что в вашей стране пьют виски, но я бы рекомендовал…

– Забудьте, Людвиг. Сам не буду и вам не дам. Спиртное не лечит. Пейте чай и ложитесь спать.

– Знаю, знаю, – натужно улыбнулся немец. – В вашей стране говорят… Дословно не помню, но смысл такой, что утро умное, а вечер – глуп, и его надо быстрее пережить…

– Да, вы ухватили суть, – кивнул Михаил. – Работа, ориентированная на СССР, пошла вам на пользу. Вы сказали, что куратор вашей конторы от ЦРУ, некто Алан Робинсон, находится в Западном Берлине?

– Я такого не говорил, господин Кольцов, но он действительно находится в Западном Берлине, и сегодня утром мы встречались на Фельдештрассе. К сожалению, разговора не вышло, Робинсон спешил…

– Вы знаете, где он живет?

– Боюсь, этого никто не знает, в том числе мой непосредственный босс Вильгельм Бауман. Ходят слухи, что он перевез в Западный Берлин семью и в ближайшие полгода назад в Штаты не вернется. И в СССР не поедет – его там взяли на карандаш. Чем вызван интерес? Собираетесь похитить Робинсона?

– Да, у меня же целая армия секретных боевиков, и возможности девать некуда… Вам знакома фамилия Поплавский?

– Еще как, – хмыкнул немец. – БНД считает эту операцию своим большим успехом – вырвали Поплавского буквально из клешней КГБ и перевезли в безопасное место. Инженер, высококлассный специалист, автор и участник ряда серьезных разработок Советского Союза. Ракетные пусковые установки, станции радиоэлектронной борьбы, современные огнеметные системы, до которых западная наука еще не додумалась… Поплавский тоже находится в Западном Берлине. Лично не знаком. Его прячут. Если где-то и возят, то с охраной. Сочувствую вам, Кольцов, но знания и опыт Поплавского просто находка для западного военно-промышленного комплекса. Не случись эта мерзкая история с Вайсманом, о привлечении к делу которого я уже жалею, имелись все шансы познакомиться с Поплавским. А дальше, как говорится, варианты…

– Неприятная история, согласен, – вздохнул Кольцов. – Повторяю, вас вытащат… Как насчет аванса, герр Эберхарт?

– Думал уж, не спросите, – усмехнулся собеседник. – Ладно, долгий срок в тюрьме я уже заработал, хотя еще не совершил ничего предосудительного. Что вас интересует? Жест доброй воли, так сказать. Центральный аппарат Штази, исследовательский отдел, некто Вальтер Шульц – попался на «ухаживаниях» за малолетним ребенком, что было тщательно заснято. Полтора года передает информацию нашему человеку в Восточном Берлине. Институты в Зеленограде, связанные с вашим ВПК? Пожалуйста, институт полупроводников, заместитель директора Каргополов… – Эберхарт с усилием, но почти без ошибок произнес фамилию. – Он был завербован сотрудницей французского посольства Мадлен Куртье в феврале восьмидесятого. Женщина представилась членом французской компартии, хвалилась отцом – участником антифашистского Сопротивления. Кстати, ее отец действительно был антифашистом, но к завершению вечера в ресторане Каргополов на это плевать хотел. Теперь он просто не может все бросить, вынужден сотрудничать. Омское конструкторское бюро «Трансмаш». Вы рассекретили Поплавского, его заместителя, но совершенно не обратили внимание на некую Соколову – руководителя конструкторско-технологического отдела. Ее завербовали отдельно, первые двое просто не в курсе, что женщина тоже работает на нас. Предоставленная ей информация просто обесценила ваши передовые разработки в области систем заряжания пусковых установок, входящих в ЗРК. Что-то не так с вашим общественным строем, господин Кольцов. Завербовать вашего человека – не проблема. Верность идеалам – ложь. Чем образованнее работник, чем больше он достиг в профессиональном плане, тем легче его привлечь на свою сторону. Я не злорадствую, это факт, на который вы должны обратить внимание. Ваша страна внушает страх, но она больна – больна от пяток до макушки. Ваша идеология уже не работает, она мертва.

– Но все же вы выбрали именно эту страну, – подметил Кольцов, – несмотря на все ее болезни. В чем мотив – в двух словах?

– В двух не получится, – Эберхарт через силу улыбнулся. – Простая обида, которая выжгла болезненную язву… Это не важно. Обратной дороги нет.

– Ну, отчего же, – возразил Кольцов. – Минуту назад обратная дорога была. Вы никого не предали, секретную информацию не разбазаривали. Были только намерения – а это лучше, чем само преступление. Наняли бы хорошего адвоката, и он бы разнес обвинение в пух и прах. Работу бы не сохранили, но на свободе остались. То, что вы рассказали о Соколовой и Каргополове, – так, недоказуемое утверждение. А про Шульца я уже знал. Поймите правильно, Людвиг, я не призываю вас сдаться, но все же хорошо обдумайте, чего вы хотите.

Дальнейшая беседа как-то не клеилась. Эберхарт мрачно смотрел на дно опустевшей чашки, лицо его, казалось, становилось расплывчатым, обретало землистый оттенок. Он поднялся, пошатываясь, удалился в спальню, затворил за собой дверь. Михаил допил кофе, несколько минут посидел в задумчивости, потом покурил у открытой форточки. В спальне что-то упало, кажется, стул, приставленный к кровати. Он вышел из оцепенения, вскинул голову. Что такое? Спина похолодела. Он бросился из кухни, вбежал в комнату. Горел светильник, закрепленный на стене. Постель Эберхарт не разбирал и одежду не снимал, возможно, не успел. Никого еще не доводили до добра тяжелые думы! Стало плохо с сердцем. Кровь отхлынула от лица, мужчина стал задыхаться. Он пытался привстать, схватился за спинку стула, повалил его. Сам не удержался, рухнул обратно в кровать, только ноги остались на полу. Блуждали и закатывались глаза, человеку не хватало воздуха.

– Что с вами, Людвиг? – Михаил бросился к нему, стал трясти. Самого охватила дрожь, холод растекался по конечностям.

Диагноз был предельно прост – обширный инфаркт. На фоне переживаний и всего такого. А «все такое» явно возникло не сегодня. Мужчина выглядел нездоровым с самого начала. Эберхарт пытался приподняться, что-то хрипел, но слова уже не различались. Михаил бросился к выключателю, зажег верхний свет. Метнулся к спаренному комоду у окна, стал выдергивать ящики. Что-то похожее на аптечку лежало в третьем снизу ящике. Он стал перебирать таблетки, в которых ни черта не соображал. Где же популярные валидол, корвалол, что там еще? К черту! Все необходимое должно быть у Эберхарта при себе! Он выбросил коробку с лекарствами, стал обшаривать его