Третий охранник тоже начал остывать. Быстро обыскав его, Алексей с радостной улыбкой показал Суно горсть патронов к ружью. Кивнув, доктор что-то быстро сказал воинам, и те, подхватив тела, швырнули их в овраг. Все найденное в карманах было сложено в одну сумку и без слов передано доктору.

Усевшись за руль, Алексей отогнал машину от края оврага и, когда его бойцы залезли в кузов, повел машину в джунгли. Сев рядом с водителем, Суно давал парню короткие инструкции, сосредоточенно глядя на дорогу. Заметив его состояние, Алексей осторожно спросил, не забывая ловко крутить баранку:

– С тобой все в порядке, Суно?

– Теперь ты верить мне?

– Я и тогда тебе верил, – вздохнул Алексей, понимая, о чем он говорит. – Я не мог поверить своим глазам.

– Сегодня их быть мало. Они всегда привозить больше, – дрожащим голосом ответил Суно. – Они брать совсем юный девочки и делать им ребенок. Потом они доставать ребенок и исследовать его. Я сам смотреть тела и видеть шрамы. Ты верить мне?

– Да, приятель. Теперь я верю каждому твоему слову, – чуть подумав, кивнул Алексей. – Ничего, приятель. Теперь они нам за все заплатят. И за ваших детей, и за моих друзей. Начало есть, дальше все будет или хорошо, или очень плохо.

Спрятав машину в десяти минутах ходьбы от деревни и как следует замаскировав ее ветвями, они вернулись к периметру монастыря узнать новости. Но в монастыре все шло своим чередом. У Алексея на это нашлось только одно объяснение: охрана монастыря, здраво рассудив, что искать в джунглях беглеца можно до бесконечности, решила просто забыть о нем, а пропажу трех бойцов еще не заметили.

* * *

Оказавшись в одиночной камере, Васильев достал из внутреннего кармана пенал для очков и, подкинув его на ладони, прошептал:

– Эх, Лешенька! Ты как знал, сынок, что твои штуки мне пригодятся.

Открыв пластмассовый пенал, профессор вытащил из подкладки длинную иглу и процарапал в штукатурке на стене короткую полосу. Тщательно уложив иглу на место, Васильев вздохнул и, опустившись на набитый соломой матрац, принялся размышлять над случившимся. Ему до сих пор не верилось, что в двадцать первом веке может найтись место, где все еще существуют осколки той страшной войны.

Откинувшись на стену, он прикрыл глаза в попытке хоть немного расслабиться. Но беспокойство за подчиненных тяжким грузом лежало на совести, и профессор снова и снова возвращался к моменту, когда пытался предупредить своего помощника. Старческих сил не хватило, чтобы перекричать грохот боя и горное эхо. Отчаянно смелый парень не задумываясь вступил в схватку с превосходящими силами противника, а он не смог даже вовремя предупредить его об опасности.

Профессор вздрогнул, вспомнив, как медленно, словно в замедленной съемке, обломившийся карниз падал в пропасть, а следом летел так и не выпустивший из рук оружия Алексей. На лице парня не было страха – только сосредоточенность и злость. Именно таким Васильев и запомнил его. Спокойным, сосредоточенным, готовым к любым неожиданностям. Серые глаза парня смотрели на противника, но видели все вокруг.

Сморгнув набежавшие слезы, профессор снова вздохнул и, вспомнив мать Алексея, медленно опустил голову на ладони. Они никогда не были особенно близки, но проработали вместе много лет. Именно поэтому она и обратилась к Васильеву с просьбой помочь вернувшемуся из армии парню с работой. Она знала, что у сына два ранения, и что он вернулся из армии с медалью. Ведь о наградах родственникам сообщают отдельно. Впрочем, как и о гибели.

Она боялась отпускать от себя единственного сына, и Васильев понимал ее. Ему самому судьба не дала счастья отцовства. Прожил с женой почти четверть века, а детей нажить так и не удалось. В этом тоже был виноват лагерь. Точнее, опыты, которые над ним проводили. Похоронив жену, профессор с головой ушел в работу, спасаясь в рабочем кабинете от тоскливой тишины огромной квартиры.

Взяв парня на работу, он, сам того не замечая, вскоре очень привязался к нему, и теперь винил себя в его смерти. Ведь если бы он не привез Алексея с собой в эти горы, не потащил на поиски древнего святилища, парень был бы жив. Глотая слезы, Васильев тихо бормотал:

– Старый дурак. Говорили же тебе: сиди в своем кабинете и работай. Нет, в поле потянуло. Решил сам все посмотреть, и мальчика за собой потащил. Давно нужно было на пенсию уходить, кретин.

За тяжелой дверью послышались шаги, и Васильев, быстро взяв себя в руки, приготовился к самому плохому. Противно заскрежетал засов, и в камеру вошел Штольц. Внимательно посмотрев в лицо пленнику, Штольц сунул руки в карманы и презрительно усмехнулся:

– Уже плачете, профессор? Пожалуй, это правильно.

– С чего вы взяли, что я плакал? – пожал плечами Васильев, даже не делая попытки подняться.

– У вас ресницы влажные. Такие вещи я всегда умел замечать.

– Отдаю должное вашему зрению, но я не спал почти двое суток, вот глаза и слезятся. Старость, герр Штольц. Или мне называть вас лейтенант Штольц?

– Вообще-то майор. Майор гестапо Штольц. Лейтенант СС – это только прикрытие. Надеюсь, объяснять вам, что такое гестапо, не нужно? Обычно у дураков при этом слове перед глазами встает образ покрытого кровью садиста с дебильной физиономией, пистолетом в одной руке и плетью в другой.

Думаю, как образованному человеку, вам хорошо известно, что эта контора играла приблизительно такую же роль, как у вас НКВД. Надзирали за морально-идеологическим состоянием офицеров и солдат. Так сказать, одно из направлений деятельности нашей службы. Но теперь все это неважно.

– А что теперь важно? – чуть усмехнувшись, спросил Васильев.

– Важно то, что ваши экспедиции спутали мне все карты и отвлекли от очень важных дел. А мои дела намного важнее ваших жалких жизней.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся профессор. – Но тогда возникает вполне закономерный вопрос. Зачем тратить на нас так много времени и средств, если гораздо выгоднее было просто пустить в расход на месте?

– В вашем вопросе содержится ответ. Средства. Вы были совершенно правы, полагая, что средств на вас потрачено много. А я ничего не делаю в убыток себе. Заполучив вас, я сумею извлечь выгоду.

– И какую же, позвольте спросить? – не сдержался Васильев.

– Как вы уже, думаю, догадались, наши работы по созданию нового типа людей с окончанием войны не закончились. А проведение подобных экспериментов требует большого количества материала. Вы и станете таким материалом. Даже вы, профессор. Несмотря на возраст, вы еще достаточно сильны, чтобы безболезненно перенести испытание нескольких экспериментальных вакцин. О ваших спутниках я даже не говорю. Кроме того, черный рынок донорских органов требует постоянных поставок.

– Похоже, прошлое не дает вам покоя, – презрительно фыркнул Васильев. – Мне всегда было интересно, на что вы вообще способны как мужчина, если не причиняете никому боли и мучений? Думаю, в этом случае бы совершенно бесполезны.