На самом деле Талли хотела, чтобы он по-прежнему любил ее, чтобы отказался от Анджелы, но она видела, что Хант этого не сделает. Он влюбился по-настоящему: чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на снимки, которые сделали агенты Мег. На них он смотрел на Анджелу так, как давно не смотрел на саму Талли — разве что в самом начале, а может, и вообще никогда.

— Поверь, я не хотел, чтобы все закончилось именно так… — проговорил Хант. — Чтобы ты узнала обо всем от… от посторонних людей.

— Тогда тебе следовало все мне рассказать.

— Я хотел, но не знал как.

— Что ж, частные детективы сделали это за тебя. Впрочем, одна эта фотография сто́ит тысячи слов. — Талли кивком указала на снимок, который лежал теперь на кухонном столе. — А теперь — уходи.

Хант послушно шагнул к двери.

— Мне очень жаль, Талли, — сказал он и попытался на прощание обнять ее за плечи, но она отстранилась.

— Не надо, — сухо сказала она. — Не надо делать мне больнее, чем ты уже сделал. С меня хватит Анджелы и Бриджит. Кстати, я думаю, если бы ты хотел, то мог бы расстаться с Бриджит раньше, чем через три года.

— Ты не знаешь, какова она на самом деле! — возразил Хант с неожиданной горячностью. — Она способна на многое, а я не хотел, чтобы она испортила то, что было между тобой и мной.

— И поэтому ты продолжал с ней спать? Ради наших с тобой отношений? Что ж, должна тебя огорчить: сохранить их тебе не удалось. — Теперь Талли говорила жестким саркастическим тоном, но в глубине души продолжала недоумевать: как такое могло случиться с ней ? Ведь все четыре года она была абсолютно уверена, что Хант любит только ее, что он — лучший в мире мужчина и что с ним она сможет наконец почувствовать себя счастливой. Как же она ошибалась! — Да, кстати, — добавила она, — следующий фильм я намерена снимать с другим продюсером. Имей это в виду.

Лицо Ханта огорченно вытянулось.

— Послушай, может, не стоит решать вот так, сгоряча?

— А тут нечего решать. Мы с тобой расстаемся, ты уходишь к Анджеле, а я… я не хочу работать с человеком, который поступил со мной непорядочно.

Хант действительно оказался человеком не слишком порядочным и правдивым, да и мужества, чтобы признать свои ошибки, ему явно не хватало.

Хант долго не отвечал. Он лишь смотрел на нее с выражением растерянности и отчаяния, только сейчас осознав, какую кашу заварил. Но, как говорится, что посеешь, то и пожнешь, и сейчас Хант пожинал плоды своих давних ошибок и слабости.

— Я хочу, чтобы ты съехал как можно скорее, — повторила Талли. Эти слова дались ей нелегко, но она все же сумела их произнести. Да и выхода у нее другого не было — она просто не могла оставить его в своем доме еще на одну ночь — не могла находиться с ним в одной комнате, лежать в одной постели и знать, что у него есть другая женщина, пусть Хант и утверждал, что любит и ее тоже.

— Хорошо. Я только возьму кое-какие вещи, — негромко ответил он. — За остальным я вернусь, пока ты будешь в Палм-Спрингс.

— Я сама их тебе пришлю, — ответила Талли, посторонившись, чтобы дать ему дорогу.

Прежде чем уйти, Хант снова потянулся к ней, но она отступила еще на шаг и, словно щит, выставила перед собой папку с фотографиями, которую по-прежнему держала в руках. Ее взгляд обжигал как раскаленные угли, и Хант впервые почувствовал всю глубину ее отчаяния и всю боль, которую она испытывала. До этой минуты он до конца не понимал, что наделал. У него, по крайней мере, были Анджела и ребенок, но Талли потеряла все. Что она сейчас чувствует, было хорошо видно по ее глазам, и Хант снова с особой остротой ощутил, как скверно он с ней обошелся. Что толку сваливать вину на Бриджит? Да, она была женщиной расчетливой и коварной, но ему в любом случае не следовало пасовать перед ней. А ведь он даже не пытался бороться — вместо этого он убедил себя, что ничего страшного не происходит и что уступить ей — единственный способ сохранить отношения с Талли.

И в Анджелу ему тоже не следовало влюбляться. К ней в больницу он поехал только затем, чтобы показать подчиненным, какой он заботливый начальник и хороший человек. Но незаметно для себя он увлекся этой молодой и красивой женщиной и уже очень скоро не мыслил себя без нее и без ее трехлетнего сына тоже. Теперь ради них Хант вынужден был бросить Талли. Напрасно он искал какой-нибудь выход из сложившейся ситуации — выбор у него был крайне ограничен: либо он причинит боль Анджеле, либо Талли, и необходимость что-то решать страшно его угнетала. Меньше всего Хант хотел ранить Талли; именно поэтому он так долго мешкал с признанием. Но и остаться с нею он не мог, потому что это означало бы бросить Анджелу, которая носила под сердцем его ребенка. Похоже, никакого выбора у него просто не осталось, понял Хант, поднимаясь по лестнице в спальню, где хранились его вещи.

Через десять минут он снова спустился в кухню с небольшой спортивной сумкой, куда покидал все, что попало под руку. Собирался он не особенно тщательно — в доме Анджелы у него было все необходимое, к тому же если бы ему что-то срочно понадобилось, Хант всегда мог это купить. Талли по-прежнему стояла в дверях и смотрела на него, а он не знал, что сказать ей на прощание. В конце концов он просто шагнул к ней и бережно обнял за плечи, и на этот раз Талли его не оттолкнула. Ее тело несколько раз судорожно вздрогнуло, и Хант поспешно отпустил ее, боясь, что она снова расплачется и тогда он не выдержит и пообещает ей что-то такое, чего не сможет исполнить.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Минуту спустя Хант вышел на крыльцо; по его лицу текли слезы, но назад он так и не обернулся. Талли тихо закрыла за ним дверь, а еще какое-то время спустя услышала, как заработал мотор его машины и Хант отъехал. Она осталась одна в темном и пустом доме — только она и ее горе, которое, казалось, ей не избыть и за миллион лет. Куда от него бежать, где укрыться — этого Талли не представляла. Она просто стояла в прихожей и плакала, думая о Ханте и об Анджеле, о Ханте и о Бриджит. Они все ее предали, и сейчас Талли казалось, что она каким-то образом это заслужила.

Джиму Кингстону она так и не позвонила.

Тем вечером Талли плакала, пока не заснула. Когда в субботу утром она проснулась, то чувствовала себя как после трехдневного запоя. Каждая жилка в ее теле болела и ныла, руки тряслись, а голова была словно набита ватой. Вставать не хотелось, но она все же заставила себя выбраться из постели и спуститься на кухню. Там она заварила чай и села к столу, мрачно размышляя о том, какой будет ее жизнь без Ханта, и не поторопилась ли она, принимая столь радикальное решение. Быть может, думала Талли, сгорбившись над остывающим чаем, ее реакция была чисто инстинктивной, и если бы она постаралась сдержать себя, ей удалось бы отыскать какой-то другой выход.

Некоторое время спустя она, однако, начала сознавать, что выбора у нее все равно не было. Вряд ли Хант согласился бы бросить Анджелу, которая носила его ребенка, но даже если бы он на это пошел, Талли все равно не смогла бы жить с ним, притворяясь, будто ничего не случилось. Что можно сказать о человеке, который четыре года подряд обманывал ее с разными женщинами и который способен бросить собственного ребенка только потому, что попал в неприятную ситуацию? Да ничего хорошего. Такому человеку нельзя доверять, на такого мужчину нельзя положиться. Где гарантия, что через пару лет Хант не изменит ей с очередной красавицей из своего офиса или с юной голливудской звездочкой? Кроме того, Талли отнюдь не была уверена, что сможет его простить, — нужно было быть святой, чтобы простить такую боль и такой чудовищный обман. Нет, другого выхода у нее точно не было, они должны были расстаться.