даже дети старше двенадцати лет могут оформить патент. Но их родителям придется платить в год десять серебрянных…

– Я сама стану оплачивать, доктор Берт, прошу вас, согласитесь, посмотрите на то, что я собралась делать, - я схватила с подоконника два маленьких пледа, что мы с Маритой готовили как пример для патентного бюро и развернула их на коленях доктора. – каждый из них можно продать не дешевле, чем за десять золотых, мистер Берт, - мои глаза были полны слез от страха, что он откажет.

– Хорошо, детка, я подпишу бумаги, и сегодня же отправлю посыльного. Значит, завтра ты можешь пойти, и подписать свой патент, - улыбнувшись, как-то устало и грустно, ответил он.

– Доктор, спасибо за то, что вы для нас делаете, я обещаю вам, что отплачу добром, - я подскочила со своего места и обняла доктора за шею.

– Это самое малое из того, что я смогу сделать, Рузи, - доктор встал, потянулся за саквояжем, - через час я отправлю за матушкой карету из клиники, пусть Клара соберет все необходимое, - он старался не смотреть мне в глаза.

– Спасибо, мистер Берт. Больше никто бы не смог помочь мне так, как вы, - я подала ему легкое пальто, и он вышел, улыбнувшись.

Закрыла за ним дверь, прислушиваясь к разговору женщин в гостиной, что восхищенно обсуждали новинки, прошла в кухню, и выдохнув, уселась на стул. Мысль о том, что на ближайшее время проблемы не предвидятся, никак не могла прижиться в моей голове. Я слишком привыкла к этой вот нескончаемой сложности.

Сейчас у меня было две помощницы и Молли в уме, которая придет только тогда, когда ее мать увидит, что дело пошло в гору. Это не плохие люди, просто их боязнь остаться без денег мне была теперь понятна.

Наутро мы заказали у Дирка еще одну рамку, отнесли в регистрационную палату примеры, подписали все нужные документы, и вернулись домой счастливые. Те моменты, что в моем мире были сложными, как, допустим, эти документы, здесь были просты, а вот простыми в моем прошлом мире были детская безопасность и защита, не то что здесь. Эти церковники, казалось, были единственным минусом мира, в котором мне предстоит прожить еще одну жизнь.

Теперь, когда мою матушку отвезли в клинику, ее комнату заняли Клара и Марита. Я не долго чувствовала себя виноватой. Как только вспомнила тот взгляд, и ее слова о том, что у меня остался месяц, всю вину как рукой сняло. Есть люди, которым все или белое, или черное. Я обещала себе через время попробовать с ней поговорить снова, но не сейчас. Даже когда ее спускали по лестнице под проклятия, коими она сыпала на всех, включая меня, не появилось желания подойти и обнять, пожалеть.

Клара знала свою работу, и то и дело отправляла меня за чем – то в дом. Потом я поняла, что она не хотела, чтобы я увидела ее отъезда. Да и после, много и громко говорила, увлекая меня в уборку и размещение новой рамы. Она с песней мыла окна в гостиной, снимала шторы для стирки, смеялась и шутила. Да, если бы это была моя родная мама, Клара сильно бы мне помогла.

Гостиная стала рабочим местом. Мы учили Клару вместе, и пока решили остановиться только на намотке, чтобы она не торопясь сделала свой самый первый плед, и его не пришлось разматывать. Белая шерсть подходила к концу. Кроме пробных небольших пледов, из цветной шерсти, что привез Джошуа из покрасочной, мы не начинали ничего.

Четыре больших пледа у нас были готовы, и, да простит меня Морти, которой я так и не сказала, что первый предназначался Молли, но я просто обязана была его продать, чтобы не топтаться на месте.

После ужина, что наскоро, но очень вкусно приготовила Клара, уставшие, мы обсудили работу на следующий день и завалились спать. Уставшие женщины заснули сразу – их ровное дыхание было слышно в приоткрытую дверь. Мы, наконец, спали без запоров, и в комнатах теперь было свежо, пахло мылом после уборки. Сон не шел, и я сидела на своем огромном подоконнике, думая о записках с именами и адресами людей, что отдала мне Марита.

Нужно было как-то очень правильно предложить наш товар в эти дома. А если говорить о первой бумажке, с особыми клиентами, с ними у меня был только один шанс, как единственный патрон, и начинать следовало с них – козырем было именно то, что они любили – быть первыми обладателями новинки, и единственными обладателями эксклюзива.

Уличные торговки, что приносят товар на дом – плохая затей, потому что за ним они должны были прийти первыми, и сами! А как их заманить, предстояло придумать именно мне.

Луна светила прямо в мое окно, черная улица слабо освещалась фонарями, но хорошо был виден блеск витрин. Магазин – решение всех проблем, «но у нас, Шарик, денег нет» - сказала я себе, улыбнулась, и вдруг, вспомнила о самой навязчивой и беспардонной вещи из нашего мира, где не требуется склад, магазин, и даже адрес фабрики.

Я спрыгнула с подоконника, и начала нарезать круги по своей комнате! Сетевая продажа! Для этого мне нужны только замотивированные продавцы, а кто, как не сами вязальщицы замотивированы продать скорее свою продукцию?

А реклама? Как разнести слухи? Как сделать так, чтобы о моих пледах говорили в каждом доме? Слухи, сплетни. Тут и там, сплетни всегда были отменной рекламой, «сарафанное радио» продало на большие суммы, нежели реклама на телевидении!

Я спустилась в кухню, сварила кофе, зажгла лампу, и накидала краткий план, благодаря которому я видела в какую сторону двигаться, с чего начинать. Сейчас, благодаря доктору, у меня было больше времени на начало, на развитие, и торопиться с выходом на местный рынок не следовало!

Самое главное – тайна. Никто не должен знать кто и где производит эти пледы, из чего они, как они изготавливаются, поэтому, первым пунктом в нашем деле была тайна. Морти предупреждена, родители Мариты тоже. Доктору и вовсе, незачем кому-то рассказывать о моих делах, значит, пока все именно так, как нужно!

Для тех, кто готов платить больше, мы будем делать штучные вещи, и пледы из множества разноцветных нитей – радужные, как я их называла раньше, станут тем самым эксклюзивом.

Одно и двухцветные будут продаваться дешевле. Нежные оттенки для детских кроваток и люлек, которые можно продавать в комплекте,