— Вашу мать, — с явным облегчением в голосе проронил водитель бензовоза. — Слава те господи, одумались… А то нашли, из чего заслоны делать… — Он схватился за ручку двери, попытался потянуть, но та не подалась. — Ах ты, дремучий случай, опять заело!

Он виновато оглянулся. Капитан сделал страшные глаза.

— Зачем ты вообще из кабины выбрался, идиот?!

— Так ведь… а если б врезался ваш нарушитель? Я мигом, вторая-то дверь не закрыта! — Он торопливо обежал кабину и забрался внутрь через пассажирскую дверь.

Пока водитель «КамАЗа» суетился, минивэн уже вылетел на пригорок. Одновременно со щелчком замка пассажирской двери кабины бензовоза над дорогой грянул трескучий, продолжительный гром. Ровное покрытие шоссе будто бы вспенилось от многочисленных фонтанчиков выбитой пулями асфальтовой крошки. Машина «нарушителей» вмиг потеряла покрышки — они разлетелись в стороны черными лохмотьями, — ее несколько раз коротко занесло вправо-влево, но каким-то чудом она удержала курс. Теперь она неслась в окружении снопов рыжих искр и похожих на сгорающие метеоры коротких вспышек от попаданий пуль в голые диски.

Инерции, вопреки прогнозам Травкина, у мини-вэна было хоть отбавляй.

Капитан попятился и оглянулся на бензовоз. Тот завелся и даже начал сдавать назад, но освободить дорогу взбесившемуся минивэну уже явно не успевал. До столкновения и вероятного взрыва Оставались считаные секунды.

— Всем отойти! — что было сил заорал капитан. — В укрытие!

— Вашу мать, — неестественно спокойным голосом повторил Травкин слова водителя «КамАЗа».

Капитан поднял испуганный взгляд на приближающийся минивэн и тоже понял, что прятаться поздно. Травкин устало вздохнул и снял темные очки. Глаза у него были серые, равнодушные, с холодным расчетливым прищуром, который не исчез, даже когда в зрачках отразилась гигантская вспышка адского пламени…

05 июля, 16 часов 15 минут

Одиночество — худшая расплата за любое прегрешение. А если ты точно знаешь, что грехи неискупимы, оно тяготит вдвойне. И не имеет значения, что ты красива и легко продвигаешься по служебной лестнице. Тяжкое душевное одиночество перевешивает все радости существования. А если к нему добавляется обида, жизнь становится и вовсе невыносима. Одинокий обиженный человек замыкается в своем внутреннем мире, как моллюск в раковине, и медленно умирает. Пусть не физически, а лишь духовно, это не имеет значения. Смерть многолика, но одинаково страшна в любом из своих обличий. Пустая оболочка — это не человек, а призрак во плоти, бездушная кукла. Чем такой голем лучше гниющего трупа? Тем, что створки его душевной раковины покрыты перламутром, а не зловонной слизью?

От возникшего в сознании четкого образа Тамару слегка передернуло. Она была одинока уже долгое время. Это случилось не по ее вине, и оттого ей было еще и обидно. То есть все условия для начала медленного умирания соблюдены. Сначала она думала, что это пройдет, ведь жизнь не кончилась, и, чтобы отвлечься, погрузилась с головой в работу, но Судьба не пожелала дать ей шанс. Нет, работа тут ни при чем. Она Тамаре нравилась, пусть и не была пределом мечтаний. Фирма Игоря Семенова, в которую Тому устроил один старый знакомый, занималась подозрительными вещами и частенько балансировала на грани дозволенного Уголовным кодексом, но Тамара отлично знала, на что шла, и это ее не пугало.

Ведь она выросла среди людей, для которых единственным законом были «понятия», а человеческая жизнь имела вполне определенную цену: от миллионной взятки до ломаного гроша, вернее — пули. В тонкостях ведения подобных расчетов Тома разобралась еще в пятнадцать, освоив искусство обольщения и подкупа вместе с неплохим владением стрелковым оружием. А когда ей только исполнилось восемнадцать, бывший покровитель доверил Тамаре вести всю бухгалтерию, и нельзя сказать, что она была «неэкономна». Закончилось тем, что покровителя устранили конкуренты и Тома осталась без работы, но в то время она еще не была одинока. Опустошенность и замкнутость появились позже, когда один покойный ныне журналюга раскопал историю погибшего покровителя и попытался заработать на ней, предъявив отрывки из собранных материалов немногим близким друзьям Томы. Неудивительно, что едва друзьям стало понятно, с кем они имеют дело, они разом отвернулись от Тамары. Это было больно, но не смертельно. А вот когда проклятый писака нанес главный удар — показал все, что у него было на Тому, Косте… жизнь потеряла всякий смысл. Тамара выследила врага и уничтожила компромат, избавив себя от дальнейших проблем, но она не могла стереть постыдные факты своей биографии из памяти любимого человека.

«Ты бездушная, продажная тварь. Я больше не хочу тебя видеть…» Эти слова и уничтожающий взгляд Кости намертво запечатлелись в памяти. Всего две фразы, перечеркнувшие тысячи слов сбивчивых объяснений и оправданий. Нет, Тома не надеялась, что Костя одобрит ее темные делишки, но она почему-то думала, что он сумеет ее простить и даст ей шанс исправиться. «О чем ты говоришь?! Какие еще шансы? Меня трясет от одной мысли, что я был настолько слеп! Днем ты убивала человека, а вечером ложилась со мной в постель, и я принимал твое возбуждение от пролитой крови за страсть, вызванную сумасшедшей любовью! Я ненавижу тебя…»

Тогда-то все и рухнуло. Костя не сдал ее в цепкие лапы закона, но исчез навсегда. Тамара осталась совершенно одна и отчетливо поняла, что обратной дороги нет. Заработанная под крылом покровителя репутация сыграла свою роль — Тамару пригласили поработать в фирме Семенова, и она согласилась. А что еще было делать? Начинать какую-то иную жизнь было поздно и не для кого.

Новый босс поначалу показался ей вполне достойным и симпатичным человеком, несмотря на жесткость и показную крутизну, но продержались иллюзии недолго. Босс обидел Тому даже сильнее, чем тот, кто подставил ее, «раскрыв Косте глаза», и вот тогда створки перламутровой раковины души окончательно сомкнулись, а в сердце воткнулся острый ледяной гвоздик, прибивший все чувства и желания к мраморной плите безразличия. С тех пор Тамара просто выполняла свои обязанности, не думая ни о чем личном. Про себя она даже переименовала «личную жизнь» в «лишнюю». Она отлично видела, как косятся на нее сотрудники фирмы, как ухмыляются охранники, видя ее в компании с Лорой — пустышкой, нанятой боссом для развлечений, как похотливо сверкает взглядом горячий джигит Аслан… Все это не имело для Томы никакого значения. Пусть думают все, что угодно, какая разница? Даже намеки на извинения, которыми в последнее время начал давиться, не в силах их произнести, гордый Семенов, ее уже не волновали. Извинись он на следующий день после скандала в «зеркальной» спальне, Тома, наверное, пошла бы ему навстречу, но по прошествии года — какой смысл? В профессиональном плане Тамара была вне конкуренции, а особое отношение босса все равно палка о двух концах. Добьется прощения и снова остынет. С этим Тома сталкивалась уже не однажды. Все мужчины одинаковы. Так что пусть лучше все остается как прежде. Одиночество и ледяной гвоздь в сердце.

«Смешно, наверное, — Тома украдкой вздохнула, — чувства у профессионального убийцы. Расскажи о таком простому обывателю, ни за что не поверит. Ему ведь не объяснишь, что профессия не всегда завладевает душой. Шофер же не превращается в машину, а компьютерщик в компьютер… Вот и я всего лишь одинокая женщина… с руками по локоть в крови и каменным сердцем, запутавшаяся и падшая, но просто женщина…»