– Антипыч! – позвал Рудик, заглянув в угол за котлом.

Там обнаружилась занавеска из веселенького цветастого ситчика. Занавеска медленно отодвинулась, и Леня увидел аккуратно застеленную клетчатым пледом кушетку и сидящего на ней маленького седенького старичка.

Старичок вязал на длинных спицах полосатый носок и смотрел на пришельцев поверх круглых очков в металлической оправе.

– Ну допустим, я Антипыч, – настороженно проговорил старичок. – А кому это я внезапно запонадобился?

– Антипыч, ты что – не узнал? Это же я, Рудик!

– Ну допустим, узнал, – старичок отложил вязание. – А кто это с тобой? Чтой-то я не признаю, старый стал, вижу плохо…

– Да ты, Антипыч, лучше нас, молодых, видишь и слышишь! – усмехнулся Рудик. – Кончай ваньку валять, познакомься, это приятель мой, звать Маркизом, поговорить с тобой хочет!

– Поговорить – это дело хорошее, – проворчал Антипыч. – Почему и не поговорить с хорошим человеком, коли уж все равно пришел…

– Я вот чаю принес… – Маркиз протянул старику фирменную пергаментную упаковку с коллекционным чаем. На всю котельную распространился тонкий изысканный аромат.

– Хороший чаек, – старик принюхался, и морщины на его лице разгладились. – Сейчас мы чифирек соорудим… как, говоришь, приятеля твоего кличут? Маркизом? Вроде слышал про него от кого-то…

– Надеюсь, только хорошее? – осведомился Леня, следя за тем, как Антипыч, соблюдая все предписания традиционного ритуала, заваривает чай. Сам Леня, к счастью, в заключении не бывал, но видел, как готовят чифирь старые зэки, и понял, что за плечами Антипыча не одна ходка. О том же говорили и многочисленные татуировки на руках старика.

– Знатный чифирек, – проговорил Антипыч, пригубив напиток. – Так о чем ты, паря, хотел со стариком побазарить?

– Маркиза интересует похоронный бизнес, – подал реплику Рудик. – А лучше тебя, Антипыч, в этом деле никто не разбирается…

– Когда-то разбирался… – протянул старик, потягивая чифирь. – А сейчас-то я на покое, ну, само собой, помню кое-что, да знаю пару человечков… только с тех пор, как Картона замочили, похоронное дело стало не то, что прежде…

– Картона? – заинтересованно переспросил Маркиз. – А кто это?

– Ты и про Картона никогда не слыхал? – Антипыч удивленно взглянул на Леню поверх очков. – Большой был человек в нашем деле! Одно слово – авторитет! До него похоронщики были кто во что горазд, сплошной беспредел творился, а он навел порядок, всех построил и припугнул. Потом какая-то каша заварилась, и пришлось ему на зону прогуляться, а там его и замочили…

Старик замолчал, допивая чифирь.

Не дождавшись продолжения, Леня напомнил о себе:

– А кому он свое дело оставил?

– Бабе, – недовольно проговорил Антипыч. – Не по понятиям это, конечно… только уж такая была его воля.

– Бабе? – заинтересованно переспросил Леня. – Какой бабе?

– Своей бабе. Учителка она, что ли… он с самого начала «Покой» на нее записал, а как ушел на зону, так распорядился, чтобы ее, как его самого, слушались.

– Покой? – перебил его Маркиз. – Какой покой?

– Что ты все перебиваешь, – поморщился Антипыч. – «Вечный покой», так контора его называлась. Да она и сейчас так называется, только Картона больше нет! – и старик вздохнул.

– Ах, «Вечный покой»! – оживился Маркиз. – Знаю! А «Светлые воспоминания» – это чья фирма?

– А это Пашка Снеток открыл. Как Картон помер, он от «Покоя» отделился и свою контору организовал… не захотел под бабой ходить.

– Вот как! – Маркиз присвистнул.

– Оно и верно, не по понятиям это, чтобы баба командовала, – увлеченно продолжал старик. – Пашка ведь при Картоне в большой силе был, можно сказать – правая его рука… правда, и баба эта, Ольга, хваткая оказалась, остальных всех к рукам прибрала…

– Ольга? – повторил Леня. – А фамилию ее вы не помните?

– Фамилию? – старик задумался. – Зачем мне ее фамилия… такая какая-то… то ли Стаканок, то ли Козелок…

– Может быть, Стриженок? – подсказал Маркиз.

– Во-во, точно – Стриженок! – обрадовался Антипыч. – А вы чего же, ребята, чифирек не пьете?

– Да здоровье не позволяет, – пригорюнился Леня.

– Вот до чего молодежь хилая пошла! – сочувственно вздохнул Антипыч. – Чифиря и то выпить не могут! Что же это такое с людьми творится? А все эта проклятая экология!

– Колоритный старичок, – сказал Маркиз приятелю, когда они с Рудиком покинули котельную.

– Большой человек! – Рудик поднял глаза к серому облачному небу. – Это только с виду он божий одуванчик, а на самом деле такими делами заправляет! А раньше вообще был ого-го! Ну как, вынес из разговора с ним что-нибудь полезное?

– Еще как! – Леня довольно улыбнулся. – Я твой вечный должник!

– Сочтемся!

– А вот скажи-ка, Рудик, – Маркиз приостановился и заглянул приятелю в глаза. – А этот Картон, про которого говорил старик, про него самого ты что-нибудь знаешь?

– Ты меня с кем-то путаешь, – усмехнулся Рудик. – Я интересуюсь бизнесом, как легальным, так и не очень, а не криминальной средой.

– А что такое криминал, как не бизнес? Как ты выразился, не очень легальный, но все же бизнес! Кроме того, Антипыч ведь сказал, что Картон какое-то время заправлял похоронным бизнесом, основал этот самый «Вечный покой»…

– Что тебя потянуло в эту похоронную тематику! – Рудик зябко передернул плечами. – Нет чтобы поговорить о чем-нибудь более жизнерадостном, увлекательном… например, о новом ресторане, который открылся на Васильевском острове. Там подают такую баранину с лесными травами – просто пальчики оближешь!

– Про ресторан непременно поговорим, а если ты что-нибудь разузнаешь про Картона я тебя туда приглашу.

– И винный погреб у них, говорят, очень хороший, – задумчиво протянул Рудик. – Ну ладно, попробую навести кое-какие справки… тебя куда подвезти? – и он щелкнул брелоком автомобильной сигнализации.

Дома Маркиз застал относительный уют и благоденствие.

Лола по дороге заскочила в магазин и накупила разных деликатесов для себя и животных, и теперь они все собрались на кухне и предавались чревоугодию. Пу И под столом хрустел ореховым печеньем, Аскольд, громко урча, расправлялся с куском осетрины, и не хватало только Перришона, для которого Лола по привычке купила упаковку орехов. Самой Лолы видно не было, но из ванной комнаты доносилось приглушенное шумом воды пение.

Можно было даже расслышать отдельные слова: «Белой акации гроздья душистые…»

– Аскольд, – обиженно проговорил Леня, уставившись на кота. – Прежде, бывало, ты встречал меня в коридоре, приветливо мурлыкал, рассказывал все домашние новости, а теперь кроме жратвы тебя ничего не интересует! Какое безобразие! Мне стыдно на тебя смотреть! Я понимаю – Пу И, простая душа, ему от жизни ничего не нужно, кроме орехового печенья, но ты, гигант мысли! Стыдись!