Знаю точно только то, что берегу несколько твоих нотных листков в карандаше: однажды я аккомпанировал тебе на твоём творческом вечере в Голубой гостиной Дома актёра. Ты пела, мелодекламировала, а я – за роялем. На том вечере была ещё твоя мама Людмила Сергеевна, которую я, как зритель, обожал ещё с детства… Несколько раз порывался вернуть ноты тебе (а вдруг ещё пригодятся), но что-то не складывалось. А теперь это реликвия.

В начале 90-х мы оба сдали на права и купили свои первые автомобили. Я – убитую «Таврию», а ты – синий подержанный «жигулёнок». Однажды после очередного совместного «бреда» ты для практики вождения предложила меня покатать. Кажется, именно в эти полчаса у меня появились первые седые волосы. Никогда не думал, что за рулём ты можешь быть ещё более импульсивной и эмоциональной, чем на сцене. А твои комментарии по поводу других участников дорожного движения надо бы опубликовать отдельным изданием. Но этого не допустит цензура. Когда слышу выражение «женщина за рулём» – всегда представляю именно тебя… И хотя я тогда дал себе зарок никогда больше с тобой не ездить, много позже ты опять меня куда-то подвозила. Но теперь за рулём был уже опытный, вызывающий доверие водитель. Хоть и в юбке.

В 80-х я вёл «Утреннюю почту» на ЦТ, в конце 90-х на Шаболовке – «Почту РТР». Однажды ты позвонила и сказала: «Новое руководство канала вместо “Почты РТР” хочет реанимировать “Утреннюю”. Мне предлагают вести». Спрашиваю: «А как же Шустицкий? Серега, что делать?» Я ответил: «Соглашайся. Я для них отработанный материал. Если откажешься, найдут другого. А тебе эфиры нужны». Мне было не просто, но я очень благодарен тебе за тот звонок. Знаю, ты по-другому не могла.

Забавно, что за пять лет до этого была очередная смена руководства на РТР и закрыли мои «Караоке по-русски». Тогда Костя Эрнст предложил мне вести на ОРТ передачу про частушки. Я отказался, так как не представлял себя в этом жанре. Предложили тебе, и ты, Григорьевна, оказалась замечательной Семёновной. А меня несколько раз приглашала в качестве члена жюри.

Мы всегда старались следить друг за другом. Я ходил на твои спектакли в «Шаломе», ты – на мои антрепризы. После спектаклей никогда не врали. Хвалили то, что было достойно похвалы, и честно разбирали ошибки. Со временем это стало происходить всё реже и реже – суета будней разводит даже очень близких людей. В 2008 ты не смогла участвовать в моём юбилейном вечере. Но я был абсолютно счастлив, когда усталая после съёмок и спектакля в МХТ, ты всё же пришла в Дом актёра и была до конца, хотя закончился юбилей глубокой ночью…

Никогда не прощу себе, что так и не посмотрел «Вассу». Притом что сводил на этот спектакль пол-Москвы и Питера. Друзья просили, я звонил тебе, ты делала контрамарки и спрашивала, когда же я сподоблюсь прийти сам? А мне казалось, что впереди еще уйма времени… Ничего нельзя откладывать.

В последние годы мы виделись редко, но судьба всё равно находила варианты пересечений. Я написал музыку к двум фильмам, где ты играла, – «Давай поиграем» Саши Итыгилова и «Конферансье» Антона Барщевского. Прокатчики после смерти Антона выпустили картину в свет под дурацким названием «Зайцев, жги! История шоумена». В кинотеатре «Октябрь», на премьере, ставшей вечером памяти Антона, я впервые увидел твои слёзы. Ты плакала об Антоне и повторяла: «Почему так рано…»

10 октября 2012 года было запланировано открытие очередного сезона в Доме актёра. Вечером мы должны были с тобой увидеться, обменяться впечатлениями прошедшего лета, парой свежих анекдотов и снова выйти на родную для нас обоих сцену. Ранним утром позвонила Леда Бардаш и сказала, что открытие отменяется. «Что случилось?!» – «Погибла Марина Голуб». Земля ушла из-под ног. Вскоре раздался звонок с телеканала «Россия»: «Мы делаем программу о Голуб в прямом эфире на студии Горького. Высылаем за вами машину». Ненавижу телевизионное вороньё. Но в тот момент, плохо соображая, я поехал на эфир. Нужно же было что-то делать! Москва в тот день остановилась. Мы плелись. Я курил одну за одной. После четырех часов черепашьей езды я, готовый взорваться, выскочил из окончательно застрявшей машины и километр под дождем бежал до «Комсомольской», чтобы хоть как-то добраться на метро. В вагонной давке невозможно было дышать. В обморочном состоянии я влетел в студию за минуту до окончания программы. Уже было поздно что-либо говорить и делать. Но на самом деле я бы и не смог сказать ничего вразумительного в тот день. Душили ком в горле и ощущение полной беспомощности.

Мне тебя очень не хватает, Машенька. Даже если в последнее время мы и не часто виделись, то всегда была уверенность, что в любое время дня и ночи я могу тебе позвонить. Даже на бегу ты умудрялась сказать что-то хорошее. Дать совет. Пошутить. Это согревало.

Через некоторое время после твоего ухода я послал Настеньке эсэмэску: «Твоя мама – Солнце. Она теперь далеко, но её свет столь ярок и горяч, что все мы, знавшие её, до конца своих дней будем видеть её свет и чувствовать её тепло».

Прости, что не успел многого тебе сказать…

Всегда твой, Шустик (Сергей Шустицкий).

Павел Каплевич:

– Однажды Марина подарила мне ангела. Сказала: «Пусть он хранит твой дом». Я, правда, его долго не вешал. То делали перестановку, то никак не могли выбрать для него место. В конце концов, решили, что он будет украшать вход в дом. Теперь Маринин ангел из-за стекла выглядывает, смотрит на тебя, когда ты к дому подходишь.

И вот, как тут не верить в знаки судьбы. Мы с сыном вешали этого ангела как раз в ту злосчастную ночь, когда Марина ловила попутку, чтобы ехать домой… Она для многих была ангелом-хранителем. Многих берегла. А себя не уберегла.

Мамочка! Вот такими получились воспоминания о тебе.

Конечно, они неполные. Ещё многие прекрасные люди могли бы рассказать о своей Марине Голуб.

К сожалению, здесь нет прямой речи нашего мудрого дедушки – Григория Ефимовича Голуба. Он пережил тебя почти на два года. Нам с дедом как-то негласно удавалось сохранять ощущение твоего присутствия. Это всё потому, что и он, и я были глубоко напитаны твоим энтузиазмом, твоим жизнелюбием, которые ты так щедро нам дарила. С уходом дедушки я ещё острее ощутила, как мне не хватает тебя, как давно тебя нет со мной. Ты удивительно умела дать понять, что никогда не сломаешься и нам не позволишь это сделать.

Я живу в нашем загородном доме, где меня окружают твои вещи, вещи нашей семьи. В доме очень уютно. На стене висит афиша «Вассы», и ты на ней такая сильная. Ты могла всё. Ты так много всего создала, так много успела сделать.

Пока я перечитывала истории, которые рассказали твои друзья, или читала твои высказывания в разных интервью, я всё время думала, какая ты у меня великолепная. Как же мне посчастливилось родиться у такой мамы! Я бы сказала, по-настоящему повезло. Мне очень приятно, когда говорят, что ты гордилась мной и что я на тебя похожа.

Я продолжаю пересказывать своим друзьям бесчисленные байки нашей семьи и твои неповторимые шутки. И каждый раз все угорают от смеха. В такие моменты я остро чувствую твоё присутствие и понимаю, что хочу находиться на месте слушателей, хочу видеть тебя, хочу смеяться, как они. Нам с тобой всегда вдвоём было так хорошо.