рубашки из-за пуговиц, верно?

Вся борьба покинула мое тело.

— У меня много одежды без пуговиц, ее проще надевать. Но с годами я понял, что не могу сдаваться. Я бросил попытку научиться писать и читать. Но мой отец всегда носил такие рубашки. Не знаю почему, но я, черт возьми, тоже собираюсь их носить. В конце концов я всегда добиваюсь своего. Я покупаю застежки на кнопках, чтобы мне было легче.

— Обычные пуговицы слишком сложны для тебя.

Я коротко кивнул.

— У твоих джинсов тоже есть такая кнопка, — заявила она. — Необычная для джинсов. Я так подумала той ночью.

Я вздохнул.

— Элиза… Она перешивает их для меня. Она делает это с тех пор, как я был ребенком. Она и ее муж, Себастьян, знают о моей… ограниченности.

Кареса подошла ближе. Я хотел поцеловать ее в лоб. Я хотел быть человеком, которому свободно позволено было целовать ее и доверять свои самые большие секреты. Но это было не так, поэтому я оставался неподвижным.

Между нами повисло тяжелое молчание. Я разрушил его:

— Это безнадежный случай, Кареса, я безнадежен. Ты можешь кататься на Розе, помогать мне с вином, но отпусти это. Я смирился. Смирился с тем, что с некоторыми вещами я просто не смогу справиться и не буду этого делать.

— Нет, — возразила она, и в ее твердом голосе послышался огонь. — Не сдавайся, Ахилл. Я знаю это страшно — столкнуться с тем, что так долго тяготило тебя. Не знаю, кто убедил тебя перестать пытаться, но ты сможешь это сделать. Тебе просто нужно мне довериться.

Кареса сделала еще один шаг ближе, пока не оказалась прижатой ко мне вплотную. Я закрыл свои глаза, почувствовав ее тепло, персиковый аромат наполнил мой нос.

— Ты доверяешь мне, Ахилл?

Я услышал нервную дрожь в ее голосе. И понял, что она хотела, чтобы я доверял ей.

Она волновалась, что, это могло быть не так.

— Да, — честно ответил я. — Я доверяю тебе.

Я открыл глаза и увидел облегчение, а затем счастливое выражение на прекрасном лице Каресы. Ее рука соскользнула вниз по моей груди и покинула мое тело. Но прежде чем я успел соскучиться по ее прикосновению, она взяла меня за руку.

— Давай вернемся в амбар. Поверь, я смогу тебе помочь.

Я уставился на ее аккуратные пальцы, такие тонкие и мягкие, зажатые в моей грубой ладони.

— Мне так неловко, — признался я, чувствуя, как моя гордость принимает тяжелый удар от этого признания. — Ты подумаешь, что я глупый.

Рука Каресы крепче сжала мою.

— Ахилл, увидев тебя в тисках демона, который удерживает тебя с самого детства, я не подумаю, что ты глупый. На самом деле все совсем наоборот. Принять этот вызов, как должное — это самая впечатляющая вещь, которую ты можешь сделать. Ты волшебник, когда дело касается твоего вина, мастер; каждый может увидеть это. Но сделай мне одолжение. Просто… Просто закрой свои глаза.

Я был озадачен, но сделал, как она просила.

— Представь себя в амбаре, когда прибудут этикетки для урожая следующего года. Представь себе, как ты читаешь с гордостью прекрасный текст «Белла Колина Резерв». Представь себе момент, когда ты видишь слова, которые объявляют всему миру, что это твое вино.

Я смог это увидеть. Я так отчетливо увидел это в своем воображении, что даже поверил в то, что это было реальностью. И я ощутил прилив счастья. Поверил в то, что действительно могу прочитать эти слова.

— А теперь представь себя в своем коттедже, сидящем у огня.

Она на сделала паузу. Мне стало интересно, почему? Затем она продолжила, и я понял.

— Представь свою жену, лежащую рядом с тобой, ее голова покоится на твоих коленях. Представь, как ты читаешь ей при свете огня, пока треск деревянных поленьев и запах их горения наполняет комнату. Ты гладишь ее по волосам, когда читаешь свою любимою книгу. И она закрывает глаза, лелея это момент, зная, что она самая счастливая женщина на свете.

— Платон, — произнёс я охрипшим голосом. — Я читаю «Симпозиум» Платона о разделенных половинках и соединенных душах.

Кареса замолчала, но в моих мыслях она все еще звучала. Потому что перед моим взором все еще была картинка, которую она нарисовала, и она была такой идеальной. Там могла быль только одна женщина, которая могла слушать мое чтение. У нее были темные волосы, темные глаза и самая добрая чистая душа. Это была она. Кареса была моей женой, лежащей рядом со мной под звуки потрескивающего огня, слушающая Платона, пока рукой я перебирал ее пряди.

Моя недостающая половинка.

Дыхание Каресы сбилось. Как только я открыл глаза, она продолжила:

— Теперь представь своего ребенка, маленького мальчика, похожего на тебя. Ты читаешь ему Толкина, как когда-то это делал твой отец. Представь, как ты наполнен жизнью, какую гордость и радость ты чувствуешь. Потому что ты преодолел трудности в чтении ради него и нее — кем бы она не была.

Голос Каресы оборвался. Я открыл свои глаза и увидел, что ее глаза блестели.

— Я вижу это так отчетливо, — сказал я. — Я вижу их обоих.

Я осознал, что представляю ее и нашего сына.

— Хорошо, — ответила она, но в ее голосе звучала нерешительность. — Теперь удержи эту картинку. Когда ты почувствуешь, что вот-вот сдашься, просто представь себе это будущее, оно даст тебе силу продолжить двигаться дальше. Потому что это возможно, Ахилл. Каждый заслуживает шанс читать и писать. Особенно ты.

Моя голова опустилась. Я не мог долго смотреть на нее. Я боялся, что могу поцеловать ее, если продолжу смотреть ей в глаза.

— Давай зайдем во внутрь, — сказала Кареса. — Дай мне возможность оценить твои навыки, тогда я смогу тебе помочь.

Я сделал длинный выдох, но кивнул и позволил Каресе отвести меня обратно в амбар.

Она не отпустила мою руку, пока мы не сели за стол. Она взяла ручку и протянула ее мне. С диким сердцебиением и потом покрывающим мои ладони, я взял ее в свои руки, сосредоточившись, чтобы держать ее правильно. Кареса переместила мои пальцы, пока они не оказались в правильном положении. Удивительный толчок пробежал сквозь меня, когда ручка не выскользнула. С надетыми Каресой резиновыми накладками, она оставалась твердо лежать в моей руке.

— Так легче? — спросила она.

Я заморгал, мое зрения внезапно стало размытым.

— Да, — ответил я, двигая своим запястьем и ощущая дополнительное сцепление ручки со своими пальцами.

— Отлично! — вскрикнула Кареса.

Она забрала ручку и положила ее на стол. Следующим она положила передо мной листок бумаги.