От стойки к стойке я пробиралась к укрытию Карлтона. И почти добралась, когда третий взрыв обрубил остатки питания. В кромешной тьме послышались торопливые шаги убегающего человека.

Включилось автономное аварийное освещение. Я юркнула мимо последней стойки как раз вовремя, чтобы заметить закрывающуюся дверь запасного выхода. И крикнула Мудру: «Иду за ним», но у двери притормозила и оглянулась. В помещении уже стало заметно теплее, и струйки пара вились над криоподами.

Я выбежала из зала. Извилистый коридор привел меня обратно в главный холл, где обнаружились еще два тела – одного из врачей и охранника. Охранник бился до последнего, его рука продолжала крепко сжимать дубинку. Рядом, на полу, почти незаметный среди янтарных вспышек тревоги, лежал оранжевый пистолет.

Я сунула его за пояс и пошла по указателям до ближайшего выхода. Карлтон застрял там, последнюю часть его побега сорвали автоматические двери, которые перестали быть автоматическими. Предполагается, что можно открыть их вручную, но для этого нужны обе руки, а у Карлтона правая висела плетью после знакомства с дубинкой охранника. Беглец выхватил разводной ключ и колотил им по двери. Я подкралась сзади и дождалась, пока он выбьет побольше стекла, дав мне прицелиться. А потом уложила его спать.

Сквозь разбитую дверь ворвался жаркий ветер пустыни. Выглянув наружу, я поняла, что сбой в сети убил оросительную систему и растения тоже обречены. Но меня беспокоили не фруктовые деревья.

«Мы облажались, да? – спросила я, когда подошел Мудр, – Они все оттают».

«Я думал, ты не веришь в воскресение».

Мудр присел, поднял шлем защитного костюма Карлтона и прижал пальцы к яремной вене: «Проклятье! Я же говорил, что он нужен нам живым!»

«Он жив. Просто спит».

«Ага, спит, как те замороженные».

«Нет… У меня было на оглушении, видишь? – я развернула пистолет, чтобы показать, но переключатель стоял на ИМ. – Вот дерьмо…»

«„Вот дерьмо“ что?»

«Это, наверное, его пистолет. Который я подняла там и… Господи, наверное, перепутала со своим».

«Отличная работа».

«Слушай, прости. Это был несчастный случай».

«Да, и у тебя к ним талант, не так ли? – он встал. – Ладно, давай убираться отсюда».

«А что насчет него?»

«Оставь. Теперь он для нас бесполезен».

«А что с..?» – я махнула в сторону залов криостаза.

«Мы ничего не сможем сделать».

«У организации нет какой-нибудь крутой ремонтной бригады, которая смогла бы починить сеть? „Добрые Самаритяне“, разве это не их конек?»

«Мы ничего не можем сделать, – повторил Мудр. – Теперь пойдем, – он шагнул в умирающий сад. – Нам нельзя здесь оставаться».

– Вы готовы поговорить о том, что случилось с Филом? – спрашивает доктор.

На столе открыта очередная папка с доказательствами лжи, развернутая так, чтобы можно было прочесть верхнюю страницу с полицейским рапортом. Но женщина отказывается смотреть. Она откидывается на спинку стула, опускает глаза и зажимает скованные руки между коленей.

– Джейн, – подталкивает ее доктор.

– Это свободная страна, – наконец отвечает она. – Говорите, о чем вам нравится.

– Ладно… Начнем с того, чего не случалось. Вашего брата за грядки с марихуаной не задерживали. И несмотря на ваши намеки во время последней встречи…

– Я ни на что не намекала.

– …он не попадал в аварию. Ваша мать думала, что вы что-то с ним сделали – так она сказала оператору службы спасения, когда впервые заявила об исчезновении сына, именно поэтому напала на вас в полицейском участке. Но тоже ошибалась. По словам свидетелей, ваш брат покинул общественный сад в компании человека, который подходил под описание недавно освобожденного из-под стражи преступника, осужденного за растление детей и подозревавшегося в их убийстве. Его звали Джон Дойл. Педофил, – продолжает доктор. – Но сомневаюсь, что полицейские станут использовать это слово в разговоре с четырнадцатилетней девочкой, особенно если та охвачена чувством вины. Вероятно, они просто назовут его плохим человеком… или злой обезьяной.

Она все еще не поднимает глаза, но ее губы кривит горькая усмешка:

– Теория номер двести пятьдесят семь. Психическое расстройство Джейн началось с эвфемизма.

– Ну скажите мне, Джейн, разве это совпадение, что все ваши миссии в организации каким-то образом связаны с угрозой для детей или молодых людей?

Она не отвечает.

– Кое-что еще я нашел интересным… – он кладет ладонь на папку. – Доложивший офицер – Бастер Китон Дружески. Это действительно его имя[32]… Но о своем вы солгали, не так ли? Или, по крайней мере, не сказали всей правды. Шарлотта – ваше второе имя. А полностью – Джейн Шарлотта…

– Не надо, – говорит она, встречаясь наконец взглядом с собеседником. – Просто не нужно. Это не моя фамилия. Она очень ясно выразилась.

– Она?

– Моя мать. Последнее, что сказала перед тем, как переслать мне вещи: «Ты никогда больше не будешь пользоваться этой фамилией». Просто смешно, ведь фамилия-то не ее, а моего чертового отца, которого она ненавидела почти так же сильно, как и меня… Но она сказала, что это не имеет значения, важно, что это фамилия Фила, поэтому моей она быть не может. Обещала убить меня, если не послушаюсь. «Я тебя придушу». Конец цитаты. Так что нет, я не лгала.

– Ладно. Но ваша первая история о брате и грядке с марихуаной. Теперь вы признаете, что это была неправда?

Вздох.

– Да, признаю.

– И другие встречи с братом на протяжении многих лет – его визиты в Сиеста-Корта и ваши отношения после возвращения в Сан-Франциско…

– Все это чистая правда.

– Джейн…

– В смысле, ладно, на самом деле его там не было, но наши разговоры, совет, что он дал мне… Слушайте, я знала Фила. Возможно, маленький засранец мне и не нравился, но я его знала, он был моим братом, и я понимаю, каким человеком он вырос бы, если… Так что беседы, о которых рассказывала, подлинные. Они были точны.

– Но самого его там не было.

– Да, не было.

– Потому что он мертв.

– Нет! – ощетинивается она. – Это ложь.

– Джейн…

– Даже полицейские не могли этого сказать. Они не нашли тела. Они не нашли ничего, а Дойл…