Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После пары они вчетвером отправились в столовую. Саша сегодня не завтракала и вчера не ужинала. Желудок страдал, а аппетита не было. За компанию она взяла себе крабовый салат, который так отвратно пах, что она смогла съесть лишь половину.
– Если обидишь нашу Сашу, будешь иметь дело с нами, – пригрозила Тоня и мило улыбнулась Золотову, когда они почти закончили с едой и вопросами к нему.
Саша поперхнулась. Сквозь кашель выдавила:
– Не слушай их. Все нормально.
– Нет, пусть слушает, – не отступала Тоня. – И знает, что за тебя есть кому постоять. А то ты сама не умеешь.
Катя поддакнула, сканируя парня взглядом.
– Обещаю хорошо к ней относиться, – Золотов поднял руки улыбаясь.
– Никаких походов налево мы не потерпим. В сторону Мироновой можешь даже не смотреть, – Тоня крепко сжала упаковку сока, из трубочки аж выдавилась капля.
Золотов с Катей на пару посмеялись. Саша закатила глаза.
– Уяснил.
Он подмигнул и встал. Девушки поднялись за ним. Саша чувствовала себя не очень, поэтому в беседу не включалась. Просто шла рядом. Крабовый салат тяжело шел и словно застрял в пищеводе. Долго это ощущение не проходило.
Она всю пару мучилась тошнотой и журчанием в животе. Толком ничего разобрать не могла. Вся сконцентрировалась на тянущем чувстве в районе желудка. Пару рвотных позывов поборола во время лекции, но как только преподаватель их распустил, понеслась в туалет.
Пока добежала, в дамской комнате успела образоваться очередь, причем длинная. Недолго думая, Саша рванула в мужской и закрылась в крайней кабинке. К ее счастью, никого у писсуаров не оказалось, хотя и это ее бы не остановило. Непереваренная пища вывалилась, едва она наклонилась над унитазом. Сразу полегчало, но носоглотку жгло. В желудке кололо. Выблевав все до конца, она смыла это и выпрямилась, чтобы выйти, но услышала мужские голоса.
– Ты ж любую мог бы трахнуть, – усмехался Лужин, – а выбрал…
– Да без разницы, кого трахать, – невозмутимо ответил Золотов. – Они же все одинаковые. Зато остальные приставать не будут.
Саша насупилась. От боли в желудке ее корчило.
– Так ты самую приставучую выбрал, – в смешках Лужина слышалось злорадство. – От Фоминой так просто не отвяжешься.
Не желая прятаться и терпеть это, девушка открыла кабинку и вышла к умывальникам. Парни у писсуаров медленно повернули за ней головы.
– Ты че здесь делаешь? – возмутился Лужин, торопясь спрятать член в штаны.
– Блюю.
Саша не смотрела в их сторону, не из-за вежливости, а потому что было обидно. Открыв кран, она вымыла руки и стала полоскать рот. Мерзкий вкус рвоты там еще остался. И все пересохло. Глаза заболели, с трудом сдерживали слезы.
– Что с тобой? – Золотов подошел к соседней раковине и тоже стал мыть руки. Глядел на девушку через зеркало.
Лужин ретировался. Больше в туалете никого не осталось.
– Только не говори, что беременна, – Золотов повернулся к ней всем корпусом и склонил голову.
Взглядом держал цепко. Саша сардонически посмеялась.
– Не бойся, не настолько я приставучая.
Она умыла лицо, чтобы стереть слезы, и закрыла глаза. Вода стекала с подбородка на шею и грудь холодными струями. От боли в желудке или сердце хотелось согнуться вдвое, обрушиться наземь и растворяться тысячелетиями после. Но Саша держалась за раковину, как за спасательный круг, и подавляла рыдания.
– Блин, Сань… – Золотов перевел вес на правую ногу и вздохнул, – я не хотел тебя обидеть, ладно?
– Ладно, – выдавила она с сарказмом, не открывая глаз.
– Если бы не эта тупая ситуация, ты бы никогда не узнала. Я бы реально хорошо к тебе относился. Мы бы встречались нормально.
– Как со всеми до, видимо? – Саша посмотрела в его бессовестные глаза, и усмехнулась. – Тебе и на них было насрать. Ты и выбирал-то девушек сугубо по формальному признаку. Пусть будут рыжие. Какая разница, действительно? Тебе все равно любая даст.
Золотов смотрел ей в глаза без эмоций и особого сожаления. Слабое чувство вины там теплилось, но причиной тому было равнодушие – самое искреннее, что он испытывал.
– Это были настоящие отношения. Кому какое дело, что я чувствую? Я никого не предавал. И со всеми хорошо обращался.
– Да тебе просто кукла нужна! – девушка опять зажмурилась и накрыла ладонями лицо. – Пугало от навязчивых баб. Это не по-настоящему. Ты меня с самого начала использовал. Я не буду больше тебе подыгрывать. Ищи себе другую игрушку.
Она заглянула ему снизу в глаза – не нашла там то, что искала, никакого стыда или раскаяния. У нее дрожали губы и брови, морщился лоб. А его лицо оставалось ровным, как всегда. Только рот он стянул вправо. Кажется, искренне не понимал ее претензии.
– Сань, не хочу, чтобы ты держала обиду.
– Да что тебе моя обида? – она усмехнулась, посмотрела на него еще раз, попыталась что-то увидеть, разглядеть под коркой, но не получилось, потому вздохнула и вышла из туалета.
В дверях наткнулась на двух удивленных парней и молча прошла мимо.
– Я плохо себя чувствую, – сказала подругам, вернувшись в аудиторию.
Те сразу поняли, что-то не так, но допросить не успели. Саша схватила вещи и убежала до прихода Золотова. На сообщения в девчачьем чате не реагировала. Долго блуждала по центральным закоулкам в поисках успокоения.
Грудь так жгло, что, казалось, вот-вот нутро взорвется. Там бушевали сложные процессы. Все смешивалось и создавалось новое. Теперь однозначно болело сердце. В ней словно только оно и осталось. Доживало свое. Рокотало в агонии.
Саша остановилась на одном из мостов Фонтанки. Смотрела вниз на мертвую реку, застывший лед под толстым слоем снега, который еще нескоро возобновит свое движение. Ей бы хотелось уметь так же леденеть, когда того требуют обстоятельства, а не растекаться в соплях, как сейчас. Иметь способность мгновенно менять состояние, твердеть и замораживаться внутри себя, сохраняться, а потом возвращаться как ни в чем не бывало с новыми силами и чистыми мыслями.
– Пап, меня опять отшили, – плакалась девушка вечером, придя к отцу на диван обниматься.
Он накрыл ее широкой рукой и прижал к себе. Сразу убавил звук на телевизоре, чтобы слушать дочь.
– Золотов?
– Ага.
– Ох.
Отец чмокнул ее в голову и обхватил обеими руками. Саша расслабилась
