Как ни странно, мне удалось уснуть. Я не обращала внимания ни на грохот колес по булыжной мостовой, ни на пронзительные крики торговца фруктами, разъезжавшего по округе со скрипучей тележкой.

И хотя я могла видеть торговца и его покупателей, они меня просто не замечали. Я сталкивалась с подобным поразительным феноменом за время моего недолгого пребывания в Лондоне множество раз. Те, кому повезло в жизни куда больше, чем несчастным бездомным, спокойно проходили мимо голодных и умирающих, словно бы тех не существовало вовсе. И вот теперь я сама стала одной из таких невидимок.

Жуткий кашель начал сотрясать мое худое, изможденное тело, и я уже приготовилась умереть прямо здесь, на том самом месте, где сидела.

Что ж, я докажу всем, что я верна своему слову. Я умру, но останусь непреклонна…

И вот тогда-то появилась она – миссис Элла Фенниуиг. Я очнулась на миг, вырвавшись из объятий спасительного забытья, и заметила, что она разглядывает меня из окна своей кареты – роскошной, украшенной лепниной и позолотой.

– Кто это там, на обочине? – спросила она, и ее мелодичный голос показался мне необыкновенно красивым.

Каким-то образом я нашла в себе силы чуть-чуть приподняться. А ведь единственное, чего я хотела тогда, – это забыться вечным сном и оставить навсегда этот мир со всеми его бедами и проблемами.

Кучер соскочил на мостовую и, склонившись надо мной, принялся меня разглядывать.

– Похоже, ей плохо, мадам, – сообщил молодой человек своей хозяйке.

– А что с ней такое? – спросила та.

– Судя по виду, она давно не ела, – вынес он свое суждение.

– И только?

– Я, конечно, не доктор, но все же могу распознать голодного.

– Ну что ж, тогда подними ее.

Я почувствовала, как молодой человек подхватил меня под руки, и уже через несколько мгновений я сидела в экипаже на мягких, обитых бархатом подушках рядом с женщиной, которая благоухала, как букет роскошных цветов. Она была потрясающе красива, и еще я заметила, что у нее удивительно добрая улыбка. Я ощутила, как напряжение отпускает меня, хотя и не понимала толком, что же это такое со мной происходит.

Элла Фенниуиг отвезла меня к себе в дом, отмыла меня, накормила и одела. Она предложила мне пожить в ее обставленном с очаровательной изысканностью доме и отвела мне фантастически красивую спальню, где я могла отдыхать, не имея соседок под боком.

Обращалась она со мной точно с дочерью. Ей было приятно узнать, что я образованна и что у меня правильная речь.

Несколько недель я жила точно в сказке со своей доброй феей – миссис Фенниуиг. Мне она представлялась не то королевой, не то волшебницей. Она организовала свою жизнь именно так, как сама того пожелала, ее окружало все только самое лучшее. Единственное, что отсутствовало в ее жизни, – это мужчина, который бы руководил ею.

Я решила, что она вдова или же богатая наследница. Но как же я ошибалась! Через месяц пребывания в ее доме я узнала, что миссис Фенниуиг – самая настоящая сводня, хотя и обслуживала она отнюдь не простых смертных. Ее клиентами были представители высшего класса. А я, по ее задумке, должна была стать одной из ее девочек».

30 октября 1875 года

Под чутким руководством миссис Фенниуиг я постигала тонкости своей новой профессии. Меня обучали многому. Куртизанке следовало виртуозно владеть всяческими искусствами, а я, как оказалось, владела ими вполне. Я знала не только французский, но и латынь. Что до умения достойно преподнести себя, то я обладала врожденным чувством стиля и умела выглядеть потрясающе элегантно – по крайней мере, так считала миссис Фенниуиг. Оказавшись в положении столь странном, я вдруг с отчетливой ясностью осознала, что наше общество устроено отнюдь не идеально, что любые принятые в нем законы с необычайной легкостью обходятся, и я сама ощутила, что постепенно теряю чувство стыда за то, что делаю.

Меня порадовал тот факт, что Элла намерена была сделать из меня компаньонку для какого-нибудь богатого джентльмена, а вовсе не использовать меня как обыкновенную шлюху.

До чего же странно мне сейчас писать подобные слова. Всего месяц назад я была совершенно убеждена в том, что умереть голодной смертью для меня куда предпочтительнее, чем зарабатывать на жизнь собственным телом. Но я получила суровый урок. Я испытала на собственной шкуре, каково это – голодать. И поняла с отчетливой ясностью, что я страстно хочу жить. Пусть Хью Монтгомери и загубил мою репутацию, однако ему не удалось вытравить из меня желание жить.

В гостиной миссис Фенниуиг мне случалось видеть мужчин, занимающих солидное положение в обществе и даже имеющих немалый политический вес.

Как могли все эти люди без зазрения совести нарушать клятвы, которые они давали, связывая себя перед Богом семейными узами со своими дражайшими женами? Неужели для них нет ничего святого? Все эти уважаемые граждане покупают проституток и награждают их сифилисом, а потом этих несчастных женщин бдительные стражи порядка и хранители морали сажают как самых отвратительных преступниц в тюрьму.

Здесь я должна признаться, что уроки, которые я получала, были временами весьма необычными, а иногда даже забавными. Элла говорила мне, что крайне важно уметь угодить любому клиенту. В подтверждение своих слов она позволила мне понаблюдать за работой некоторых из своих девочек через отверстие в особой комнате. В этой комнате Элла обычно разрешала провести время некоторым своим очень важным клиентам, зарекомендовавшим себя людьми исключительно щедрыми, благовоспитанными и непременно здоровыми. Им дозволялось провести одну ночь с кем-либо из девочек, которых не связывали на тот момент обязанности чьей-либо компаньонки.

Первый урок я усвоила, наблюдая за Карлоттой – красавицей испанкой, которая работала на Эллу уже несколько лет. Эта тридцатилетняя женщина, обладательница густых иссиня-черных волос и темных выразительных глаз, была необычайно хороша собой. Ее поклоннику маркизу де Мортьеру было уже хорошо за семьдесят. Начиналось все с того, что Карлотта скидывала свое изумительно красивое черное шелковое платье и аккуратно расправляла его – каждую складочку – на кровати, а после обращала томный взор на своего поклонника, соблазнительно и призывно ему улыбаясь. Маркиз тотчас принимался снимать с себя одежду. Он делал это методично, не торопясь, одна деталь туалета за другой. И наконец представал перед ней во всей своей наготе. Его сморщенная кожа напоминала сушеную сливу. И тем не менее определенная часть его – то, чем мужчины весьма гордятся, называя своим «достоинством», – к немалому моему изумлению, находилась в превосходной, прямо-таки боевой готовности! И он весьма умело ею пользовался в течение почти что целого часа!

Следующий урок мне преподала Кэтлин, юная уроженка Уэльса. Сущий ангелочек с золотисто-рыжими кудряшками и огромными – едва ли не в пол-лица – зелеными глазами. Ей было поручено развлекать молодого фабриканта из Йорка, по виду весьма привлекательного джентльмена. У него были широченные плечи и весьма рельефно обрисованная мускулатура. Я даже порадовалась за Кэтлин и подумала, что ей повезло гораздо больше, чем Карлотте. Но когда девушка весьма умело освободила своего посетителя от одежды, то отыскать то, что она собиралась найти, смогла лишь с немалым трудом.