— Не удержался, — оседает горячим дыханием на затылке.

— Мм-м… Привет, Андрей…

Рейнер

Не знаю, зачем она сейчас со мной здоровается. В принципе, похер, какие именно слова воспроизводит. Обожаю ее голос. То, как имя мое произносит. Да все звуки, которые она издает.

В свадебном платье вновь кажется недостижимой мечтой. Непорочной, недоступной — как когда-то… Горю желанием по новой испортить.

Об этом напрямую и заявляю:

— Хочу тебя.

— Не сейчас же, Андрей… Пожалуйста, прекрати…

— Хорошо, хорошо… — просовываю ладонь под резинку трусов.

Второй рукой обхватываю под грудью и плотно притискиваю спиной к себе. Прижимаюсь губами к обнаженному плечу. Добираясь до цели, раскрываю пальцами влажные складки. Татка на мгновение цепенеет и с задержкой надрывно вдыхает.

— Ну, ты что… Андрюша…

— Хочу, чтобы ты кончила. Только ты. И спускаемся.

Прикрывая веки, колеблется жалкие секунды. Очевидно, понимает, что проще согласиться и подчиниться, чем пытаться мне сопротивляться. Быстрее будет. А Тату только время и останавливает.

С ума сводит, когда откидывается мне на грудь и принимается тереться спиной.

— Шире ножки, девочка.

Раздвигает и судорожно в запястье мне вцепляется. Оттянуть не пытается. Другим посылом этот рывок обусловлен — максимальный контакт устанавливает. Громко и часто дыша, задницей в пах мне толкается. Член без того брюки рвет, а уж после этого даже в глазах темнеет. Сердце толкает густым потоком кровь и разгоняет естественную циркуляцию до максимума. В определенных уголках организма отражается безумной и горячей пульсацией.

Но сейчас все только для Татки. Я свое, безусловно, возьму. Этой ночью.

Быстро кончает. Хватает пары минут ненавязчивых движений пальцами. Выгибается и, кусая губы, вскрикивает. А после натужно мычит моя девочка.

— Умница, красивая… Умница…

Расслабленно откидываясь мне на грудь, пытается выровнять дыхание и прийти в себя. Даю ей эту возможность, сохраняя какое-то время неподвижность. Обнимая обеими руками, прижимаю к себе. Осторожно целую плечо и шею. Больше торопиться нам некуда.

— Почему ты все сводишь к сексу? — тихо шелестит Татка. — Тебе постоянно хочется… Мне тоже, — стесняется, но признается. Уже прорыв. — Когда ты напираешь, возбуждаюсь, конечно. Но… иногда хочется… — никак не получается у нее озвучить. — Хочется, чтобы просто обнял. Без пошлости. Можешь? Иногда… — роняет и замолкает.

Я тоже молчу. Обнимаю ведь сейчас. Какого хрена не так? Если бы не кончила, лучше было бы? Не понимаю проблемы. Люблю доводить ее до безумия. А она вдруг требует… Ладно, просит, чтобы без сексуального подтекста прикасался.

Я могу? Могу, наверное. Если контролировать себя буду. До этого не думал, что как-то обижает ее то, что я с ней делаю. Но это, вероятно, из той оперы, когда тело и сердце еще контакт не поймали. Вот и коротит мою Татку. На этих замыканиях приходит к обидам и каким-то угрызениям совести.

— Услышал тебя, — все, что говорю.

Разворачивая к себе, сомневаюсь: целовать, или в этом дама тоже против? Пока размышляю, сама целует. От неожиданности дыхание спирает. Торможу себя, позволяя ей действовать ласково и мягко. Только талию ладонями придерживаю. Остальная инициатива исходит исключительно от Татки. Так странно… От этой нежности меня, здоровенного мужика, судорогами скручивает. С ног валит.

— Все, Андрюша, — выдыхает шепотом, не переставая меня губами касаться. — А то неудобно…

— Иду.

Напустив серьезный вид, выхожу, чтобы успела привести себя в порядок. Заворачиваю в общую ванную на этаже, чтобы руки да лицо ополоснуть, и сбегаю вниз к Саульским.

Светлана, заручившись помощью Юли и детей, уже на стол накрывает. Через стеклянную дверь вижу, что Сауль курит на террасе. Спешу составить ему компанию.

— Гляди в оба, Рейнер. Приглянулась моему Бо твоя Татка. Не проворонь, — ухмыляется, а мне совсем не весело на заданной волне.

Нет, к мальчишке, конечно, не ревную. Вспоминается толпа студентиков-прихлебателей. В частности, треклятый хрен по имени Валера.

— Не в тему, Сауль, — сипло бубню, прежде чем прикурить и сделать первую затяжку.

Тот откровенно смеется.

— За живое задел? Срывает ревность крышу?

— Есть немного, — выдаю малую часть правды.

— Немного?

Ну, сука, сам же видит, что увяз я в ней по самое не могу… Еще и ковыряет умышленно.

— Пока никого не убил. Так понятно?

— Ты, давай, не дури, — седлает любимого конька — поучает. — Понимаю все. Сам пережил. Но тут без вариантов понятно, любит она тебя.

Казалось бы, что такого? Частное мнение со стороны человека, который в принципе не является заинтересованной стороной. А у меня… Все изнутри огнем обдает. Особенно, когда боковым зрением через стекло ловлю появление в гостиной Таты. Не успевая подумать, поворачиваюсь. В красном вязаном платье и с ярким румянцем на щеках, смущенно улыбается и коротко машет рукой.

— Знаю, — отвечаю Саульскому. — Только упрямая она. По морали и совести хочет жить. Считает, что раз купил ее, счастливым финал быть не должен. Не по законам жанра. Справедливость бдит моя Барби. Позволь я ей уйти, не колеблясь, все переломает. Просто потому, что правильным посчитает именно такой исход, — совершая очередную глубокую затяжку, выдерживаю небольшую паузу. В груди так ломит, глаза, мать вашу, слезятся. — Меня сволочью считает. Не только в отношении себя. Все, чего добился, каким путем, как живу — все осуждает. И презирает.

— Если бы это являлось безоговорочной правдой, дружила бы она с Юлей? С нашей семьей? Понимает ведь, кто мы. Пусть большая часть «подвигов» в далеком прошлом. Отпустила же, — как всегда, резонно замечает Сауль. — С тобой ей сложнее, как раз потому что любит.

— И что делать? — впервые совета в таких делах прошу.

— Не дави.

— Легко сказать.

Хоть сам понимаю, что прав Саульский.

— Сама должна прийти к решению. Иначе случится, как у нас с Юлей, — заметно мрачнеет.

— В смысле? — не могу не уточнить.

Обычно в чужую жизнь не лезу. Но тут вроде как косвенно меня касается.

— Довел до того, что на тот свет от меня уходила.

Больше ничего не спрашиваю, Сауль сам такими подробностями делится, охреневаю просто, как они это пережили.

Ужин проходит в мирной и спокойной обстановке. Принимаю участие в разговоре, но не могу отпустить полученную информацию. Возвращаюсь, по кругу прорабатываю. За Татой наблюдаю пристальнее обычного. Самого прямо-таки рвет изнутри.