Суббота

Утро началось с плача. Увидела дом на О. — стрит, где мы жили после развода. Вижу мою спальню — себя, лежащей на кровати и чувствующей полное одиночество. Я кричала и плакала — мне хотелось к маме. Это одиночество было невыносимым. Больше всего меня потрясало ощущение того, что она меня не любила, иначе она никогда не пошла бы на развод с папой.

Среда

День начался с пульсирующей боли в животе и с чувства нехватки воздуха. Я видела дом на Б. улице. Коридор между гостиной и кухней. Я ходила по дому и искала кого‑нибудь. Видела в разных местах маму и сестру, но они были больше похожи на неподвижные статуи. Мне было что‑то нужно от них, но я не смогла ничего от них получить. Я была отрезана от них и очень одинока. Мне до крайности нужно было побыть с кем- то, с мамой, мне надо было согреться. Мне было нужно, чтобы она полюбила меня. Мне было больно — болели руки и голова. Я чувствовала себя совершенно парализованной и беспомощной — как запеленатый младенец. Я знала, что есть только два способа стать любимой. В гостиной я видела их всех троих. Они выглядели усталыми, в глазах читался страх. Мне все время хотелось закрыть дверь — я делала так всегда. Я пошла в свою комнату. Пряталась от них, притворяясь, что читаю. Я поняла, что всю жизнь связывала любовь и боль, и поэтому всегда оставалась беспомощным ребенком, я не могла никого полюбить, так как это было всегда чревато борьбой с болью. Была потребность, и я одалживала деньги у мамы и папы — чтобы хоть что‑то получить от них. Как только я пыталась просить о любви, губы мои немели и цепенели, словно от мороза. Наконец, теперь я могу снова и снова просить их о любви.

Четверг

Горло мое сжал такой спазм, что я, войдя в кабинет, не могла произнести ни слова. Вся боль моего детства словно бы сосредоточилась в животе. Я закричала: «Мама, почему ты не любишь меня? Прошу тебя, полюби!» Я всем существом чувствовала, как хочу, чтобы она позаботилась обо мне, приласкала и защитила меня: «Мамочка, прошу тебя, не делай мне больно». Я повторяла это снова и снова без конца. Ничто не помогало. Просить было бесполезно, и потом я проговорила: «Ты причиняешь мне боль. Я больна, и это ты сделала меня больной». От этого тошнотворного чувства меня передернуло. Теперь я сказала: «Ты не можешь мне помочь?» Я погрузилась в свое чувство, охваченная ужасом одиночества и болью. Я глубоко за

дышала и смогла выдохнуть чувство из живота. Я о шутила еще большую печаль, боль, которая была сильнее той боли, с какой мне приходилось сталкиваться раньше,

Я кричала еще. Потом по телу побежали мурашки, в животе забурлило, но внутренне я успокоилась. Потом я села и потрогала свое лицо. Ощущение было незнакомым, я никогда так не чувствовала прикосновений к лицу— кажется моя замороженная страхом маска дала трещину.

Пятница

Чувство все еще здесь — оно в животе и в горле. Сегодня, наконец, я в полной мере ощутила боль и одиночество. Но связать эти чувства я пока так и не смогла. Откуда идет эта огромная ужасная боль? Я не могу избавиться от нее, выбросить ее из себя. Теперь я чувствую ее всегда, постоянно, а не только во время сеансов. Но теперь я чувствую, что смогу избавиться от нее. Не знаю когда, но смогу.

Суббота

Чувство было там, в группе. Наконец из меня вышел неконтролируемый и неуправляемый крик. Я кричу и кричу. Потом: «Я знаю, что мамы никогда не было рядом. Я знала, что она не может мне помочь, что я всегда была одинока». Я испытала мгновенное облегчение, когда это чувство покинуло меня, когда для этого пришло время. Но это еще не все. Это был всего лишь малый кусок первичной боли.

9

Дыхание, голос и крик

Фрейд считал, что сновидения — это «мощеная дорога в бессознательное». Если такая «мощеная дорога» и существует, то она заключается в глубоком дыхании. У некоторых больных использование техники глубокого дыхания наряду с другими методиками, действительно помогает высвободить в организме огромную силу первичной боли.

Научные изыскания, выполненные более четверти века назад, позволили предположить наличие связи между дыханием и неприятными ощущениями*. Группе испытуемых было предложено думать о приятных вещах, после чего их внезапно просили подумать о неприятностях. У больных немедленно изменилась картина дыхания, на фоне ровного дыхания появились непроизвольные глубокие вдохи. Позже в работах, посвященных проблеме гипервентиляции, было найдено, что дисфункция дыхания находится в тесной корреляции с тревожностью. Более того, во время проведения гипервентиляционного теста, исследователь надавливал ладонью на нижнюю часть грудной клетки испытуемого, чтобы увеличить объем выдоха. Почти во всех случаях это приводило к разрядке эмоций, иногда это был плач с сообщением дополнительного важного анамнестического материала**.

* J. E. Finesinger, «The Effect of Pleasant and Unpleasant Ideas on the Respiratory Pattern in Psychoneurotic Patients» (Дж. Ф. Файнзингер, «Влияние приятных и неприятных переживаний на механику внешнего дыхания у больных психоневрологического профиля»), American Journal of Psychiatry, Vol. 100 (1944), p. 659.

** B.l. Lewis, «Hyperventilation Syndromes; Clinical and Physiological Evaluation» (Б. И. Льюис «Гипервентиляционные синдромы; клиническая и физиологическая оценка»), California Medicine, Vol. 91 (1959), p. 121.

Вильгельм Райх сделал наблюдение, согласно которому подавление дыхания сочетается с подавлением способности чувствовать: «Таким образом, стало ясно, что подавление дыхания является физиологическим механизмом подавления и вытеснения эмоций, а, следовательно, основным механизмом возникновения невроза»[8]. Райх полагал, что расстройства дыхания у невротиков являются следствием напряжения мышц передней брюшной стенки, продолжаются из‑за него же. Он описывал, как напряжение в животе приводит к поверхностному дыханию, как при чувстве страха больной задерживает дыхание, одновременно сжимая себе живот.

Основываясь на этих данных, мы в первичной психотерапии используем методику глубокого дыхания, чтобы приблизить пациента к ощущению первичной боли. Многие пациенты сообщали о том, что после сеансов у них изменяется стиль дыхания; только начав глубоко дышать, они начинали понимать, каким поверхностным было их дыхание раньше. Они говорят, что «теперь чувствуют, как воздух проходит до самых дальних уголков тела», когда дышат. В контексте первичного состояния это означает, что пациенты не могут погрузиться в боль в своем обычном состоянии, а это позволяет предположить, что одной из функций поверхностного дыхания является недопущение раскрытия глубокой первичной боли.

Правильное дыхание, как процесс инстинктивный и подсознательный, должно быть самой естественной вещью на свете, однако, по моим наблюдениям, невротики очень редко дышат правильно. Это происходит потому, что они сознательно используют дыхание для подавления нежелательного чувства, которое мелким дыханием загоняется внутрь. Короче говоря, дыхание становится элементом противоестественной системы. Невротическое дыхание есть прекрасная иллюстрация того, как противоестественная система подавляет работу естественной системы. Дело втом, что, испытав первичное состояние, больные автоматически начинают дышать глубоко и ровно.