Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно-ладно, — отмахнулась Мэгги, снова входя в гостиную. — Она здесь временно. В гостях.
— И где ты ее взяла?
— На моей новой работе. Занимаюсь грумингом собак в «Элегант по». Ясно? Меня туда взяли. Работаю уже два дня. Довольна?
— Поговорим о счете за телефон, — выпалила Роуз, забыв данную себе клятву оставаться спокойной и рассудительной. — Ты звонила в Нью-Мексико?
— Не думаю, — покачала головой Мэгги.
— А это что? — поинтересовалась Роуз, сунув счет ей под нос.
Мэгги прищурилась.
— Ах да!
— «Ах да» что?
— Попросила погадать на картах Таро! Но, клянусь, всего полчаса, не больше! Я не думала, что это так дорого.
— Карты Таро, — повторила Роуз.
— Это было как раз перед собеседованием, — оправдывалась Мэгги. — Нужно же было узнать, благоприятный ли это день для новой работы.
— Невероятно… — пробормотала Роуз, обращаясь к потолку.
— Роуз, неужели нужно заводить этот разговор прямо сейчас? Я ужасно устала. Ночь выдалась тяжелой.
— Еще бы! — фыркнула Роуз. — Проработать целых два дня! Ты, должно быть, с ног валишься.
— Брось, заплачу я за телефон!
Собака уставилась на Мэгги и, презрительно фыркнув, вскочила на диван, где принялась драть когтями подушку.
— Прекрати, — зашипела Роуз. Но песик, не обращая на нее внимания, продолжал устраивать себе гнездо, после чего улегся и немедленно заснул.
— Мэгги! — заорала Роуз. Ответа не было. Из-за закрытой двери слышался шум бегущей воды.
— А другой сюрприз? — растерянно спросила Роуз. Ответа по-прежнему не было. Она постояла под дверью ванной, сжимая в руке счет, прежде чем брезгливо отвернуться. Завтра утром, — пообещала она себе.
Утро началось с того, к чему она уже стала привыкать, — звонка от очередного кредитора.
— Могу я поговорить с Мэгги Феллер? Это Лайза из «Лорд и Тейлор». (Или Карен из «Мэйси». Или Элейн из «Тайн Виктории».)
Приходя домой, Роуз обнаруживала, что автоответчик забит сообщениями. «Стробридж», «Блумингдейл», «Ситибанк», «Американ экспресс».
— Мэгги! — окликнула Роуз. Сестра удобно устроилась на диване. Собака свернулась калачиком на подушке, брошенной на пол. И, как заметила Роуз, украшенной разводами слюны.
Мэгги не повернулась. Не открыла глаза. Просто протянула руку. Роуз сунула ей трубку и направилась в ванную комнату, прикрыв за собой дверь, чтобы не слышать разъяренного голоса Мэгги, повторявшего на все более высоких нотах: «да», «нет» и «я уже выслала вам чек».
Когда Роуз вышла из душа, Мэгги все еще разговаривала, а пес с увлечением грыз нечто весьма похожее на ее красный ковбойский сапожок.
— Иисусе! — прошипела она, злобно хлопнув дверью.
Вне себя, Роуз спустилась вниз и перешла улицу в надежде, что машина будет стоять примерно там, где она ее оставила перед вылетом в Чикаго. Так оно и оказалось. Возблагодарив Господа за малые милости, она уселась за руль и уже хотела включить зажигание, когда какой-то старик постучал в стекло, перепугав ее до полусмерти.
— Не стоит, — посоветовал он.
— О чем вы?
— Башмак. Поглядите получше.
Роуз вылезла и обошла машину. Точно. На переднем колесе красовался ярко-желтый металлический башмак с прикрепленным к нему ярко-оранжевым извещением.
— Правонарушение? — тупо повторила Роуз, прочитав извещение.
Мэгги!!!
Посмотрев на часы, Роуз решила, что в запасе достаточно времени, чтобы добежать до дома и задать пару вопросов младшей сестре. Пролетела через вестибюль («Забыли что-нибудь?» — крикнул ей в спину швейцар), нажала кнопку вызова лифта и все то время, пока кабина поднималась, пожирала испепеляющим взглядом потолок. Промчалась по коридору и ворвалась в квартиру.
— Мэгги!
Молчание. Шум воды.
Роуз повернула ручку. Дверь оказалась не заперта. Роуз влетела в ванную комнату и уже протянула руку, чтобы сорвать душевую занавеску, потребовать наконец вразумительного ответа, и плевать на то, что сестра голая!
Она шагнула в наполненную паром ванную и замерла. Сквозь полупрозрачный пластик занавески отчетливо вырисовывался женский силуэт. Мэгги стояла спиной к двери, прижавшись лбом к кафелю стены, до Роуз отчетливо доносился ее rondc.
— Дура… дура… дура… дура…
Роуз оцепенела. Мэгги вдруг напомнила ей голубя, которого она видела когда-то. Она шла в «Уа-уа» и на углу едва не споткнулась о голубя. Вместо того чтобы испугаться, птица злобно уставилась на Роуз крошечными, налитыми ненавистью глазками. Роуз чуть не упала, и только когда пошла дальше, поняла, в чем дело. Одна ножка голубя была зверски изувечена и поджата к телу, и птица ковыляла на единственной уцелевшей.
Первым порывом Роуз было как-то помочь. Она уже протянула руку, думая… думая о чем? Что поднимет этот комок грязи? Помчится к ветеринару?
Птица еще несколько секунд сверлила ее взглядом, прежде чем ускакать с жутким, жалким, мучительным достоинством.
Мэгги была похожа на этого голубя. Тоже ранена и искалечена, но невозможно сказать ей об этом, предложить помочь, намекнуть на то, что Роуз известны беды и невзгоды сестры, известно, что есть вещи, которые сама она не сумеет понять и исправить в одиночку.
Роуз осторожно отступила, прикрыв за собой дверь.
«Мэгги», — подумала она, испытывая знакомую смесь жалости и ярости.
Она села в лифт, спустилась вниз, на солнце, поймала на углу такси.
Машина. Телефонный счет. Кредиторы. Собака. Одежда на полу. Косметика на всех столах. Груда конвертов с «последним предупреждением».
Роуз прикрыла глаза.
С этим нужно было покончить.
Но как?!
Песок набился Элле в туфли. Она разулась и потерла ноги о коврик в машине, пытаясь стряхнуть песчинки.
Льюис остановил машину на светофоре и повернулся к Элле.
— Все в порядке?
— Да, — кивнула она и в качестве подтверждения улыбнулась. Они отправились на поздний ужин (под словом «поздний» подразумевалось начало восьмого), а потом — на концерт, и не в помещении клуба «Эйкрс», а в настоящий клуб, в Майами. Льюис сам сидел за рулем своего большого автомобиля, медленно продвигавшегося сквозь душную, напоенную сладкими запахами ночь.
И вот теперь, когда они въезжали в ворота «Голден-Эйкрс», Элла гадала, что произойдет дальше. Будь она помоложе, вероятно, считала бы свидания (уже шесть!), вычисляла, сколько времени они знакомы, и, вероятно, пришла бы к выводу, что Льюис чего-то хочет. Шестьдесят лет назад она приготовилась бы к получасу потных хватаний, тисканий и обжиманий, прежде чем «комендантский час» положит конец забавам. Но чего ждать сейчас, в ее возрасте? После всего, что пришлось пережить? Она считала, что сердце умерло, превратилось в увядший, сморщенный корешок, которому уже не суждено расцвести. Многие годы после смерти Кэролайн она была уверена, что так и есть. Но теперь…