Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Работа под давлением, — ответил я.
— Вот именно.
Рик позвонил на мобильник Майло, попал на автоответчик, но не стал оставлять сообщение.
Робин принесла ему коктейль и повернулась ко мне:
— Тебе «Чивас», солнце мое?
— Спасибо.
Пока она наливала мне виски, Рик со своим «Манхэттеном» отошел к кухонному окну, глядя на деревья и в небо.
— Я уже забыл, как здесь красиво. — Он сделал глоток. — Похоже, это болотное дельце нескоро получит завершение, да, Алекс?
Я кивнул.
— Ужасно, — продолжал Рик. — Несчастные женщины… Хотя я мыслю эгоистично, даже нарциссически до отвращения. Меня пригласили произнести речь на сборище бывших студентов, и я подумал, что мы оба могли бы отправиться туда, а после скататься в Новую Англию. Майло никогда там не был.
— Начальные курсы в Брауне или медицинский колледж в Йельском универе? — спросила Робин.
— В Йеле. — Он рассмеялся. — Ладно, невелика важность, такие сборища всегда ужасно скучные.
Хлопнула входная дверь, и хриплый голос прорычал:
— Я чую плоть!
Майло протопал в кухню, обнял всех по очереди и вобрал в легкие, казалось, весь воздух в помещении. На лице Рика отразилось облегчение.
За три минуты Майло выпил весь сок из холодильника, прикончил пиво, осмотрел ростбиф, как будто это была важная улика, обмакнул палец в соусницу, стоящую на стойке и попробовал на вкус.
— О, это должно быть круто… Что у нас в плане винишка?
Мы вчетвером жадно прикончили мясо и заполировали его бутылкой новозеландского «Пино».
Когда Робин спросил у Майло, как у него дела, тот воспринял вопрос буквально и стал излагать основные пункты болотных убийств.
— Способствует аппетиту, — заметил Рик.
Майло провел пальцем по губам — «молчу, молчу».
— Нет, мне интересно, — сказала Робин.
— Тебе, может, и интересно, но доктору Рику противно, а Алексу это надоело хуже горькой редьки. У кого есть другие темы, предлагайте.
Завязался разговор о пустяках. Майло в нем почти не участвовал, продолжая уминать еду с методичностью комбайна. Рик изо всех сил старался не обращать внимания на скорость поглощения съестного; он постоянно пытался заманить Майло на врачебный осмотр.
Бланш, дремавшая в углу, проснулась. Она была единственной собакой, которая нравилась Майло — по его собственным словам, — но когда потерлась о его ногу, он не обратил на нее внимания. Рик посадил Бланш к себе на колени и стал чесать ей уши.
— Ага, — произнес Майло, глядя в пространство.
— Десерт? — спросила Робин.
— Спасибо, я наелся, — ответил Рик.
— Поздравляю, — фыркнул Майло.
— С чем?
— С этим. Говори за себя.
Мы вышли в сад и, сидя у пруда, ели фрукты, пили кофе и смотрели на рыб, пытаясь определить созвездия на безлунном небе.
— Звездочка, гори, — пробормотал Майло и зажег сигару.
— По крайней мере, снаружи ты не будешь травить хозяев, — заметил Рик. Детектив погладил себя по голове.
— Как заботливо с моей стороны.
— О том, что ты делаешь со своими легкими, мы говорить не будем.
Майло приложил к уху согнутую ладонь.
— Ась, о чем это ты, сынок?
Рик только вздохнул.
— Я выше дурацкой химии, — заявил Майло.
— А, эта твоя теория… Позвони в Нобелевский комитет.
— Какая теория? — спросила Робин.
— Он так много работает, что его внутренние органы обратились в камень и не подвержены воздействию никаких ядов.
— Гранитный Человек, — подтвердил Майло, жадно затягиваясь. Потом поднес свои наручные часы к тусклой лампочке и сказал: — Оба-на, мне пора.
Он затушил сигару о камень, обнял всех на прощание и отбыл.
Рик поднял окурок, держа его двумя пальцами.
— Куда это выкинуть?
* * *
К полуночи мы с Робин лежали в постели, укрывшись чистыми до хруста простынями.
Она быстро уснула, а я лежал, привычно выметая из головы мысли, чтобы заставить мозг выключиться на ночь. Я снова был в Миссури и держал в руках «Ремингтон» отца, чувствуя себя выше и сильнее папы, выше и сильнее медведя… и тут зазвонил телефон.
— Эй, Ал, вот ты и попался, — сказал отец.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь.
Что за глупости — в лесу нет никаких телефонов.
Я натянул простыню на голову.
И остался огромным и сильным.
Робин проснулась около шести часов и вскоре ушла работать в свою студию.
Когда я вошел, она водила бритвенно-острым рубанком по идеально гладкому прямоугольнику еловой древесины. Судя по размерам и толщине деревяшки, это была будущая дека большой гитары.
— Копия гитары от «Стромберг», — пояснила Робин. — Хочу попробовать сделать диагональные крепления; может быть, получатся какие-нибудь интересные звуковые нюансы.
— Я тебе кофе принес.
— Спасибо. У тебя глаз непромыт… ага, теперь все чисто. Выспался?
— Я ворочался во сне?
— Немного. Тебе с работы что-нибудь сообщали?
— Еще не проверял. — Я зевнул. — А что, что-то было?
— Два звонка. Без двадцати час, а потом в пять, оба от Майло.
* * *
Перезвонив, я застал Майло в офисе.
— Хак что-то сотворил?
— Хак, как обычно, не делал ничего. Но на болоте еще один труп.
— О, нет… Несчастная женщина.
— Не совсем.
* * *
Предыдущим вечером, с половины восьмого до девяти, Силфорд Дабофф и его подруга, Альма Рейнольдс, наслаждались веганским ужином в «Риал фуд дейли» на бульваре Ла-Сьенега.
— Точнее, я наслаждалась, — говорила Рейнольдс, сидящая по другую сторону стекла с односторонней прозрачностью. — Сил был мрачен. О чем-то напряженно думал. Я никак не могла вызнать у него о чем. Он портил мне настроение, но я старалась сохранять спокойствие. Сил заказал свой любимый пункт в тамошнем меню — «Телеужин». Обычно это хоть немного помогало, но на этот раз нет — он окончательно замкнулся в себе. Так что через некоторое время я перестала его расспрашивать, и мы просто ели.
Она рассказывала Майло эту историю уверенно, но как-то отстраненно, словно читая лекцию студентам.
Рейнольдс была высокой и крепкой женщиной лет пятидесяти с небольшим; орлиный нос, тяжелая челюсть, пронзительные голубые глаза, полуседые волосы туго заплетены в косу, спускающуюся по спине до пояса. Лекторский тон был для нее естественным: в течение пятнадцати лет она работала учителем в колледже в Орегоне, преподавала политологию и экономическую историю, но затем уволилась из-за «урезания бюджета, безразличных учеников и бюрократического фашизма».