«Ауди» мчался прямо на него. Он остановился и вытянул руки, державшие «глок». Когда машина затормозила и, поскользив немного, остановилась в нескольких футах от него, он прицелился в силуэт за рулем. Но прежде чем он успел выстрелить, дверца со стороны пассажира распахнулась.

– Габриель, залезайте! – крикнула Анна Рольфе. – Быстро.

* * *

Она ехала так же стремительно, как играла на скрипке. Одна рука на руле, другая вцепилась в рычаг переключения передач. Вниз по Цюрихбергу, через Лиммат, на тихие улицы в центре города. Габриель внимательно смотрел через плечо.

– Теперь можно поехать и потише.

Она сбавила скорость.

– Где вы научились так водить машину?

– Я ведь жила в Цюрихе, и у меня была куча денег. Когда я не занималась на скрипке, я носилась вокруг Цюрихзее в одной из машин отца. К тому времени когда мне исполнился двадцать один год, я разбила три машины.

– Поздравляю.

– Вам не идет злопыхательство, Габриель. Мои сигареты в отделении для радиоприемника. Окажите услугу – раскурите одну для меня.

Габриель открыл консоль и вынул пачку «Житан». Он поднес к сигарете зажигалку с приборной доски. Дым попал в горло, и он чуть не задохнулся.

Анна рассмеялась:

– Нет, вы только представьте себе некурящего израильтянина.

– Какого черта вы тут делаете?

– И это все, что вы можете мне сказать? Ведь если б я не появилась, вас бы арестовали.

– Нет, если б вы не появились, я был бы мертв. Тем не менее я по-прежнему хочу знать, какого черта вы тут делаете. Рами разрешил вам уехать из виллы?

– Я подозреваю, что к этому времени он, наверное, обнаружил, что меня там нет.

– А как вы сбежали?

– Я поднялась наверх, в мою студию, позаниматься. Поставила пленку с особенно длинной пьесой. Об остальном, полагаю, вы можете догадаться.

– И как же вы выехали?

– Карлос сказал Рами, что он едет в деревню за покупками. Я лежала на заднем сиденье под одеялом.

– Надо полагать, несколько десятков сотрудников моей службы заняты сейчас отчаянным и бессмысленным поиском вас. Это было очень глупо с вашей стороны. А как вы добрались до Цюриха?

– Конечно, прилетела.

– Прямиком из Лиссабона?

– Да.

– И сколько же времени вы здесь?

– Около двух часов.

– Вы заходили в дом отца?

Она отрицательно покачала головой.

– Подъехав, я увидела двух мужчин, сидевших в припаркованной машине. Сначала я решила, что это частная охрана. А потом поняла: что-то не в порядке.

– Как же вы поступили?

– Я решила, что небезопасно ждать в машине, поэтому стала ездить по окрестностям в надежде встретить вас до того, как вы попытаетесь туда войти. Я, конечно, вас упустила. А потом услышала вой «тревоги».

– Вы кому-нибудь говорили, что едете сюда?

– Нет.

– Вы уверены?

– Конечно, уверена. А что?

– Потому что это многое объясняет. Это значит, что вилла находится под постоянным наблюдением. Это значит, они знают, что мы сюда возвращались. Это значит, что они следовали за мной в Рим. И следуют за мной все время с тех пор.

– А что произошло в доме отца?

* * *

Когда Габриель закончил свой рассказ, Анна спросила:

– Вы по крайней мере добыли бумаги о происхождении картин?

– Они исчезли.

– Этого не может быть.

– Кто-то, должно быть, добрался до них раньше нас.

– А вы нашли еще что-нибудь?

«Я нашел фотографию вашего отца с Адольфом Гитлером и Генрихом Гиммлером, любующимися видом из Бергхофа в Берхтесгадене».

– Нет, – сказал Габриель. – Я ничего не нашел.

– Вы в этом уверены? Вы не воспользовались возможностью порыться в личных бумагах моего отца?

Габриель пропустил это мимо ушей.

– Ваш отец курил?

– Какое это имеет теперь значение?

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Ваш отец курил?

– Да, мой отец курил!

– Какие сигареты?

– «Бенсон-энд-Хеджес».

– Он никогда не курил «Силк катс»?

– Он очень твердо держался своих привычек.

– А кто-нибудь другой в доме курил такие?

– Мне об этом не известно. А почему вы спрашиваете?

– Потому что кто-то недавно курил в кабинете вашего отца «Силк катс».

Они подъехали к озеру. Анна подвела машину к тротуару.

– Куда мы едем?

– Вы возвращаетесь в Португалию.

– Нет, ничего подобного. Мы будем заниматься этим вместе или не будем вообще. – Она включила скорость. – Куда же мы едем?

Есть люди, которых оскорбила бы установка в их доме звукозаписывающей аппаратуры, включающейся от звука голоса. Профессор Эмиль Якоби не принадлежал к их числу. Вся его жизнь была в работе, и у него не было времени ни на что другое – и, уж безусловно, ни на что такое, что могло доставить ему неприятность, если бы попало на видеопленку.

В его квартиру на рю Лантерн непрерывным потоком шли визитеры – люди с малоприятными воспоминаниями из прошлого; с рассказами, услышанными про войну. Как раз на прошлой неделе пожилая женщина рассказала ему о поезде, остановившемся около ее деревни в 1944 году. Она играла с группой подружек на лугу возле железнодорожной колеи, и они услышали стоны и поскребывания, доносившиеся из товарных вагонов. Подойдя к поезду, они увидели, что там люди, – жалкие несчастные люди, которые просили есть и пить. Теперь-то эта женщина поняла, что то были евреи и что ее страна позволила нацистам везти этот человеческий груз по железной дороге в лагеря смерти на востоке.

Если бы Якоби попытался записать ее рассказ от руки, он не сумел бы все передать. Если бы он поставил перед ней магнитофон, она могла бы застесняться. Якоби по опыту знал, что большинство пожилых людей нервничают перед магнитофонами или видеокамерами. Поэтому они сидели в его уютной тесной квартире, точно старые друзья, и пожилая женщина рассказывала свою историю, не отвлекаясь тем, что перед ней блокнот или магнитофон. А потайная система Якоби тем временем записывала каждое ее слово.

Сейчас профессор слушал пленку. Машина, по обыкновению, была поставлена на большую громкость. Он считал, что это помогает сосредоточиться, перекрывая шум улицы и голоса студентов, живущих в соседней квартире. Из его машины звучал не голос пожилой женщины. Это был голос мужчины – того, что приходил накануне. Габриеля Аллона. Удивительная история – рассказ об Аугустусе Рольфе и его пропавшей коллекции картин. Якоби обещал израильтянину никому не говорить об их разговоре, но когда эта история всплывет на свет – а Якоби понимал, что она со временем всплывет, – он будет готов об этом написать. Он поставит еще один синяк под глазом своих смертельных врагов – финансовой олигархии Цюриха. Его популярность в родной стране упадет еще ниже. Это радовало его. Мыть нужники – грязная работа.