и стал обстругивать их ножом. И Арон смотрел, как он спокойно делает это, напевая какую-то песенку, и в груди что-то странно зашевелилось, как будто бы он с Людо, только Людо теперь старше и может рассказать сто тысяч разных историй.

8

– Расскажи про Рутен, а?

Они остановились на привал у небольшого ручья, и Саадар показывал Арону, как свежевать кролика. Зверюга была тощая, не нагулявшая жиру к зиме, но Арон раздувался от гордости: его первая настоящая добыча.

– Вот так его держишь, кожа у них тонкая, видишь? И режешь вот тут, на хребте.

Он взялся за нож, надрезал шкурку. И наткнулся на Аронов взгляд, любопытный и выжидающий. Видно, вопрос свой мальчишка выдерживал в себе долго, долго думал, как бы с ним подступиться.

– Саадар?..

Сколько раз его спрашивали о войне безусые мальчишки, едва поступившие на службу великой Адрийской Республике! Спрашивали, глядя с уважением на шрамы, на до блеска начищенные мушкет и шпагу, на знаки отличия – желтые нашивки на рукаве. И сам он когда-то задавал тот же вопрос, а ему отвечали – увидишь, погоди.

Увидел. И рассказывать стало нечего – разве о таком можно рассказать?..

Он закончил сдирать шкуру, стал показывать, как аккуратно, чтобы не задеть желчный пузырь, избавиться от потрохов. Арон все ждал.

– Да что рассказывать? Война – это война, – ответил, не глядя на мальчишку. – Думаешь, красоты в ней много? Ну, если и есть какая, то я такой не видал. Все больше траншеи да грязищу. Знаешь, какая в Рутене погодка? Одни дожди, чтоб их пополам – никакие тебе колдунишки не помогут. Окопаешься вокруг крепости, ждешь, когда говнюки сдадутся. Жрать нечего. Фураж вовремя не подвозят, еды никакой. Оттого шастаешь по окрестностям, чего пожрать ищешь. А местные и так уже все отдали. Поля все перекопаны. Сами с голодухи пухнут. Ну, бывало, и конину ели, и… – Саадар махнул рукой. – Не платили, бывало, и по полгода, и по году. Нищие в столице лучше одеваются, чем мы тогда. Что, на ваших уроках о таком не рассказывали? Небось о победах только талдычат. Во славу Республики и народа ее!..

Какая была слава в том, чтобы грабить и убивать, жечь города и деревни и снова убивать?..

Арон как-то сник, ничего не ответил.

– Мне повезло, – заключил Саадар. – А отряд весь мой так под Тар-Эмисом и кормит червей. Да дело прошлое. Только вот ты меньше слушай, как другие похваляются. И вполовину того нет, о чем врут. – Саадар указал острием ножа на печень кролика. – Смотри, видишь, какая печенка красная? Значит, можно кроля есть. Главное, на печенку смотри.

Арон молча кивнул, что-то обдумывая.

Вот же – хотел бы и позабыть те дни в шестнадцатом пехотном, а любопытный мальчишка взбередил душу своими вопросами да глазищами, голодными что до еды, что до историй. Вспомнилось отчего-то, как новобранцев натаскивал: маршировать в строю, из мушкетов стрелять. Они, эти мальчишки, едва ли сильно старше Арона были и настоящего оружия никогда не видали – куда им, в их лесных деревушках! Все их оружие – вилы да мотыга.

«Когда-нибудь все войны отгремят»…

На том они тогда и закончили разговор. Арон оказался смекалистым малым – не лез больше с расспросами, но учился драться на палках и готовить на костре, свежевать добычу и управляться с ножом не в пример старательнее, чем книжной премудрости. Ершистый, упертый как баран – весь в мать. Саадар этому только улыбался: ему неожиданно понравилось возиться с мальчишкой. Госпожа Элберт как будто не возражала против их занятий, хоть и скупилась на похвалу, а все же иногда как улыбнется сыну, так Саадару и кажется, будто эта улыбка – и для него тоже.

Но в дороге они с госпожой Элберт разговаривали мало. Да разве поговоришь в пути? Шагай да шагай себе, не зевай. Можно еще песню запеть – походную, веселую – чтобы улыбнулись солдаты его маленького отряда.

Саадар шагал ходко, привычно – сколько лет в пехоте служил! – но понимал, что остальные за ним не поспевают. Поэтому ждал – терпеливо. Да и куда торопиться – все равно дойдут до Оррими рано или поздно. Да там и расстанутся.

Если они правильно рассчитали, то пути им осталось ровно половина. Хотели добраться до Оррими за два пятидневья, но по всему выходило, что не дойдут и за три, если не найдут какую-нибудь повозку.

Дорога на Оррими огибала широкий край болот в низовьях Рэо и вела на север, к диким пустошам, где кочуют только таборы зингаро. Жилье попадалось редко, от одной фермы до другой иногда приходилось целый день идти.

Под вечер на восьмой день пути впереди показался небольшой дом под крутой соломенной крышей, с многочисленными амбарами и сараями, лепившимися вокруг.

Последние мили до него всем дались трудно, но госпоже Элберт – особенно.

– Э-э, так не пойдет, – ворчливо сказал Саадар глядя на то, как она хромает – все сильнее день ото дня. – Ты так не то что до Оррими не дойдешь, а до ближайшей деревни не доковыляешь. Ну-ка, обопрись. Во-он дом стоит… Пустят, можа.

Тильда вздохнула и повиновалась, и Саадар нутром почуял, что такое вот нежелание спорить добром не кончится.

Хороша же их компания, подумал он, оглядываясь на Арона. Грязные и усталые – кто таких пустит? Настоящие бродяги по виду, да еще и с оружием.

Но в Старой Адрии сильны законы гостеприимства, а еще сильнее – блеск монеток.

Хозяйка фермы – женщина в летах, но крепкая, жилистая, загорелая чуть не до черноты, радушно приняла гостей и даже оставила ночевать в доме. Правда, за это Саадар пообещал ей помочь починить крышу.

Вряд ли бы в деревне их пустили ночевать в дом, в лучшем случае они спали бы в сарае, но на многие мили вокруг не было другого жилья. А у хозяйки над очагом в общей комнате висели сабля и хорошо начищенное ружье, и Саадар не сомневался, что женщина умеет с ними управляться не хуже, чем с кочергой.

– От мужа остались, – пояснила она. – Ему на войне глаз выбили, гноился потом ужасно. Так и помер муженек год назад, здорово мучился, благослови Нааг его душу. – А вы – из столицы будете?

Саадар осторожно кивнул.

– Далеко же вас занесло! – Хозяйка поставила перед ними миску горячей, исходящей паром фасоли с потрохами, в улыбке показывая крупные желтые зубы. Эта женщина держала овец и делала сыры из овечьего молока. Сыновья ее отвозили сыры в городок Одалит – тем и кормились. – Вы расскажите, что там, в столице, деется, а то в наших краях новых людей и нет совсем. Разве что зингаро. Ходит тут один табор, они всегда в это время тут бывают. Становятся на поляне, пляшут, веселятся каждую Долгую ночь – один срам.

Почтенная хозяйка покачала головой, выражая крайнее неодобрение.

Пара монет сделала свое дело – им даже разрешили помыться в бане. Саадар долго, с удовольствием парился. Нечасто выпадала ему такая возможность – грех упустить. Заботы, тревоги, усталость – все это смывалось вместе с дорожной пылью и грязью.

Когда Саадар вышел на свежий воздух, было холодно. Но холод – лучшее средство прояснить разум.

Он стоял перед домом, втягивая в себя стылую сырость ночи, запрокинув голову вверх – к быстро бегущим облакам, за которыми виднелось просветлевшее после дождя звездное небо. Спокойствие входило в его душу – может, потому что светилось окошко, и на мгновение представилось, что вот войдет он, и его встретит жена, и он сядет за стол с сыновьями, и они будут говорить, смеяться, шутить, петь песни. А утром – пойдут возделывать хлеб. И никто не станет никуда спешить.

Саадар глубоко вздохнул и вернулся в дом. Поблагодарил хозяйку за оказанное гостеприимство и поднялся по приставной лестнице наверх, в крохотную комнатушку под скатом крыши. Им с Тильдой снова пришлось соврать, что они муж и жена, и спать, конечно, хозяйка отправила их вместе.

Когда он залез, Тильда сидела на соломенном тюфяке и расчесывала волосы, чтобы заплести в косу. Арон уже спал внизу, на скамье у очага. От очага наверх доставало немного света.

– Это не сказки. Про земли за морем, – сказал Саадар убежденно. – Мир-то вон какой огромный! Разумом не понять, малой доли за сто жизней – не узнать!

Движения ее вдруг стали более беспорядочными и неуверенными, и пальцы никак не могли справиться с простым делом. Но ответа не последовало – только едва слышный вздох.

– Хозяйка сказала, что рядом кочуют зингаро, – продолжил Саадар невпопад, совсем не о том, о чем хотел. – Боится, что овец украдут. Жаль, что Арон сам не знает, как колдует – может, помогли бы. Говорят, если начертить знаки…

И смутился, замолчал оттого, что молчала и она – угрюмо, печально.

– Я… я, ну, спать, что ли, – глухо сказал Саадар, чтобы не слышать этого горького молчания, не думать, обидел ли он госпожу Элберт словом или делом. Все равно не скажет!..

Он взял одно из толстых шерстяных одеял, постелил себе в углу и укрылся до самой макушки дублетом.

Над головой верещали летучие мыши, и под их писк Саадар задремал, успев лишь подумать, что надо будет найти завтра повозку