— Верно, повезло. Будет везти и дальше. — Она через силу улыбнулась.

— Тебя ведь не очень огорчало то, другое? — Он сверлил ее взглядом.

— Что другое?

— То, что я женат.

— Нет, — отвечала Лекси уверенно. — Честное слово, нет.

Иннес улыбнулся.

— Вот и хорошо. — Он ворочался на подушках. — Хотя я думал… — Он замолчал, потянулся к подушке, в который раз поправил ее.

Лекси встала, чтобы помочь ему.

— О чем думал?

— Я хотел бы переговорить с Клиффордом.

— С Клиффордом? — Лекси, стоя к нему спиной, наливала ему в стакан воды из кувшина.

— С моим адвокатом.

Лекси в недоумении обернулась:

— Для чего?

Иннес, указав взглядом на стакан, мотнул головой.

— Насчет тебя.

— Насчет меня?

— Видишь ли, меня волнует, что с тобой будет, если я умру.

— Иннес! — Лекси поставила стакан на тумбочку. — Ты не…

Иннес прижал палец к ее губам.

— Тсс, — шепнул он. — Петардочка ты моя. Чуть что, взрываешься. — Он притянул ее к себе, усадил на кровать. — Я не говорю, что сейчас. Я говорю, когда-нибудь. Просто когда я сюда попал, я об этом задумался, только и всего. Я ведь даже завещания не составил, руки не дошли. А надо бы. Прежде всего для тебя. А то чертова Глория все заграбастает — хоть там и негусто, сама знаешь, — а тебя оставит с носом. — Он легонько щелкнул ее по носу, накрутил на палец прядь ее волос. — А этого я не вынесу. Не смогу покоиться с миром. Буду несчастнейшим из духов в загробном мире. Ты моя жена, ты моя жизнь. Знаешь об этом?

Лекси схватила его за руку и сердито поцеловала.

— Дурак ты, — сказала она. — Что ты несешь? Вот, из-за тебя тушь потекла. — Лекси растянулась с ним рядом, спрятала лицо у него на груди.

— Позвонишь Клиффорду? Номер у меня в записной книжке. Клиффорд Менкс.

Лекси приподнялась на локте:

— Иннес, хватит об этом. Даже слушать не хочу. Ты не умрешь. Во всяком случае, не сейчас.

Иннес криво усмехнулся:

— Знаю. Но все равно позвони ему, ради меня, ладно?

В ту ночь Иннес умер. Его плеврит перешел в пневмонию. Умер он около трех ночи — высокая температура, остановка дыхания. Рядом никого не было. Дежурная медсестра ушла за доктором, а когда привела, было уже поздно.

Лекси никогда не свыкнется с мыслью, что Иннес, ее любимый, умер в одиночестве; что она спала на другом конце города, в их общей постели, когда он испустил последний вздох, когда остановилось его сердце; что врача не было на месте — он спал где-то в кабинете; что Иннеса пытались вернуть к жизни, но безуспешно; что ее не было рядом, что она ничего не знала, не могла быть с ним и никогда уже не сможет.

Ей, разумеется, ничего не сказали, ведь она была любовницей — неофициальной, незаконной. В больницу она пришла ровно в два, оживленная, с букетом фиалок, газетой, парой журналов и любимым кашемировым шарфом Иннеса. Две медсестры преградили ей путь и повели в кабинет; в одной из них Лекси узнала ту, что дежурила в первый вечер.

— Простите, мисс, — на слове «мисс» сестра сделала ударение, словно давая понять, что все знает, с самого начала знала, — мистер Кент сегодня ночью умер.

Лекси чуть не выронила журналы, еле удержала в руках скользкие обложки. И сказала:

— Не может быть.

Сестра ответила, глядя в пол:

— К сожалению, это так.

Лекси сказала:

— Нет. — И повторила: — Нет. — Очень бережно положила на стол фиалки. Журналы и газету — рядом. Она поймала себя на мысли: надо держаться, надо быть вежливой. На столе стоял стеклянный сосуд, рядом лежали щипцы и крышка, явно не по размеру сосуда. — Где он? — услышала Лекси собственный голос.

Никто не ответил, и Лекси оглянулась. На лицах обеих сестер читалось замешательство.

— Его жена… — начала одна и осеклась.

Лекси ждала.

— Приходила его жена, — продолжала сестра, так и не взглянув на нее. — Она уже распорядилась.

— Распорядилась? — повторила Лекси.

— Насчет похорон.

Лекси живо представила картину: Глория заходит в палату. Или его куда-то унесли? Да, скорее всего, унесли — освободили кровать для следующего больного, как обычно в больницах. Иннеса унесли в морг или в свободную палату. Глория пришла в морг — наверное, где-нибудь в подвале, — цокая каблучками, с высокой прической, жесткой от лака, руки в перчатках, позади нее — худосочная девочка. Взглянула стеклянными глазами на тело — тело, которое принадлежит Лекси, тело ее любимого. Прижала ко рту носовой платок, в основном ради эффекта. Была ли на ней шляпка с вуалью? Почти наверняка. Подняла ли она вуаль, чтобы в последний раз взглянуть на мужа? Почти наверняка нет. Протянула ли руку, прикоснулась ли к нему? Вряд ли. Долго ли пробыла с ним? Обращалась ли к нему? А дочь? И Лекси представила, как она выходит из комнаты и просит разрешения позвонить, распорядиться насчет похорон.

— Можно на него посмотреть? — спросила Лекси у сестер, когда собирала вещи. И почувствовала ответное молчание. Она вслушивалась в него, ощущала его вес, его тяжесть. Высунь она язык, ощутила бы его вкус. — Я хочу его увидеть, — пояснила она: вдруг ее не слышали, не поняли? Даже прибавила: — Пожалуйста.

Медсестра неопределенно мотнула головой — то ли да, то ли нет. И вдруг в ней будто что-то оттаяло, голос потеплел.

— Простите, — сказала она, — но это разрешается только членам семьи.

Лекси глотала слезы.

— Пожалуйста, — шепнула она снова, — пожалуйста.

Медсестра покачала головой, на этот раз более решительно:

— Извините, нет.

Из горла Лекси вырвался то ли крик, то ли всхлип, то ли рыдание. Она зажала ладонью рот. Надо держать себя в руках: если она даст волю слезам, то так ничего и не узнает, а другого случая ей не представится. Загнав слезы поглубже, хоть ненадолго, Лекси снова заговорила.

— Могу я задать один вопрос? — сказала она. — Всего один. Он еще здесь или она его забрала?

— Не могу вам сказать, — ответила сестра, переглянувшись с напарницей.

Лекси подалась ей навстречу, будто могла учуять ложь по запаху.

— Не знаете или не можете сказать?

Вторая сестра чуть дрогнула.

— По-моему… — начала она. Но напарница остановила ее взглядом. Сестра пожала плечами, посмотрела на Лекси и, вздохнув, продолжала: — По-моему, тело мистера Кента уже увезли. В обед.

Лекси кивнула.

— Не знаете куда?