— А самолет? Не нашли?

— Это успеется! А вот Брониславский…

— Ничем не могу помочь. Слово чести, с той ночи я его не видел.

— Верю… Тогда сумели скрыться шестеро жолнежей, инженер Брониславский и вы, пан майор.

— Вот видите…

Чувство голода пересилило, и пан Казимир, плюнув в душе на все, схватил с импровизированного стола сначала хлеб, а потом, счистив наскоро шелуху, разгрыз луковицу, держа ее за сухой шелестящий хвостик.

— Пан майор, давайте поговорим откровенно… — Длугий подсел на топчан. — После бегства от НКВД вам деваться некуда, а я, как вы понимаете, могу помочь весьма существенно.

— За какие коврижки? — пан Казимир с наслаждением хрумкал луковицей.

— Ну, пан майор, в вашем положении говорить о каких-то «коврижках» несерьезно… Но я готов вести деловой разговор. У вас есть интересующая меня информация.

Похоже, Длугий действительно заговорил серьезно, но майор тут же перебил его:

— Откуда? Это же полный разгром… Полный! — в голосе пана Казимира послышался искренний надрыв.

— Понимаю… Но эта неразбериха кончится, и тогда…

Пан Казимир поднял голову и посмотрел на Длугого.

— Вопрос можно?

— Ради бога!

— Почему застрелили Гжельского?

— Узнал много.

— Про Кацияна?

— А может, и больше… — Длугий посмотрел вверх. — Варшава.

— Ого! — Пан Казимир искренне удивился. — Значит, потому и письма в обход, а Заяц-почтарь у вас под контролем, так?

— Именно! — Длугий рассмеялся. — Очень уж «бимбер» любил, сердешный…

— Так… — Пан Казимир помолчал. — Время подумать у меня есть?

— Разумеется! Но немного, дня три, не больше…

Длугий поднялся, жестом приказал молчаливому мужику в «серяке» следовать за ним и, оставив фонарь на столе, полез по лестнице наверх, к люку…

* * *

Мартовский лес был еще по-зимнему гол, но между деревьев уже виднелись проталины, а на открытых полянах, особенно там, куда днем доставали солнечные лучи, земля начинала понемногу парить, наполняя воздух пронзительной весенней свежестью.

Но лесная дорога еще не поплыла грязью, и поэтому Стус, торопившийся за широко шагавшим впереди Вуксом, то и дело подскальзывался на чуть подтаявшей, но пока что заледеневшей колее. На плече Стуса болталась длинная веревка, а у Вукса за пояс был заткнут топор, так что их вполне можно было принять за мужиков, вышедших в лес за хворостом.

— Он точно, здесь поедет? — внезапно спросил спутника Вукс.

— Точно! — уверенно отозвался Стус. — Я проверил.

Некоторое время они шли молча, потом Вукс спросил уже совсем о другом:

— А скажи, почему ты идешь со мной?

— Ну и вопросы у вас… — Стус хитро прищурился. — А пан поручик, я перепрошую, почему идет?

— Хитер! — рассмеялся Вукс и тут же насторожился: — О, кажется, едет…

Позади них действительно стал слышен стук колес, и через некоторое время показалась парная упряжка. Заметив «лесорубов», мужик, правивший бестаркой, зычно остерег путников:

— По-о-бережись!

Вукс с готовностью сошел с колеи, а Стус, сделав вид, что оскользнулся, задержался и, когда лошади оказались рядом, ухватился за недоуздок.

— Эй вы там!.. — заорал возница. — Геть з дороги!

Ловко очутившись у передка, Вукс неожиданно вежливо попросил:

— Прошу… Пидвезить нас, пане…

— А на кой це мени? Не по дорози! — рассердился мужик и гаркнул на лошадей: — Вье-о!..

Но тут Вукс, неожиданно прыгнув на него, свалил на солому и придавил, а Стус вскочил на сиденье и перехватил вожжи.

Пока Вукс несколькими рассчитанными ударами «успокаивал» вздумавшего было брыкаться возницу, Стус завернул упряжку, и, подпрыгивая на корнях, бестарка прямиком покатилась в лес. На ближайшей поляне Вукс приказал Стусу:

— Стой, а то очухается…

Упряжка остановилась. Вукс вместе со Стусом выволокли начавшего приходить в себя мужика из бестарки, связали ему ноги, а потом и руки, предварительно завернув их назад. Затем Стус размотал остаток веревки, перекинул ее через сук и, завязав один конец на руках пленника, потянул на себя. Вукс помог ему, и вскоре едва пришедший в себя мужик стоял в нелепой позе, едва доставая ногами до земли.

— Ви що робите, сволото? — яростно захрипел пленник. — Видпустить!

— Сейчас, сейчас… — усмехнулся Вукс и рявкнул: — Где майор?!

— Який ще майор?

— Тот самый, кого вы схватили в саду у Яновских, — Вукс ткнул ему в лицо ствол пистолета. — Говори!

— Ви що, пане, з НКВД?.. — в голосе пленника послышался испуг.

— Мы, пся крев, польская военная контрразведка, понял? — сам того не замечая, скопировал пана Казимира поручик Вукс.

— Яка така контррозвідка? — мужик вытаращил глаза. — Нічого я не знаю…

— Сейчас узнаешь… — Вукс спрятал «вис», достал выкидной нож и, щелкнув лезвием, приказал Стусу: — Снимай с него штаны.

— Що? Що? Що ви робіть збираетесь? — задергался пленник.

— Яйца тебе отрежем, — спокойно сказал Стус, берясь за ремень.

Расцепив пряжку, Стус потянул ее на себя и вдруг, удивленно присвистнув, вытащил из падающих брюк пленника, пистолет.

— Смотрите, пане поручник, тоже «вис»!

Вукс взял пистолет и, едва глянув на номер, присвистнул:

— Это же пана майора! — Он протянул нож Стусу и злобно крикнул: — Режь!

— Не треба! Не треба! — заверещал пленник. — Я все скажу!

— Ну?.. — Вукс демонстративно придержал Стуса.

— Ваш пан майор на хуторе! У леху запертий! Я саме туди еду!

— Покажешь?.. — вроде как смягчился Вукс.

— Так, так… Я все покажу. Тильки не вбивайте!

— Кто на хуторе?

— Двое там! — мужик испуганно завертел головой. — Двое…

— Так… — Вукс протянул «вис» пана Казимира Стусу. — Бери. И снимаем этого…

Они отпустили веревку, потом передвинув назад сиденье бестарки, освободили передок и усадили туда пленника. Ни рук, ни ног ему развязывать не стали, только прикрыли веревки соломой. Потом Стус взялся за вожжи, Вукс уселся на сиденье с ним рядом и, развернувшись на полянке, бестарка покатилась между деревьями…

* * *

Пан Казимир бездумно смотрел на ровное пламя свечи, которую ему принесли вчера, любезно заменив нестерпимо вонявшую керосином «летучую мышь». Неожиданно сверху послышался какой-то странный шум, и бывший до этого совершенно спокойным огонек ощутимо качнулся. Майор настороженно прислушался.