В голове все настойчивее стучала мысль: «Надо срочно прекратить спор этот гадский. Как угодно, но прекратить. Иначе я попросту свихнусь».

Только вот как? Обещание, данное Ренату, сковывало по рукам и ногам, заставляя беситься от собственной беспомощности. Никогда не умел он изобретать всякие ходы и выверты, привык действовать прямолинейно. И тут никак не мог придумать такой вариант, чтобы и остановить это безумие, и не подставить друга. Друг, черт его побери!.. Прибить его хотелось.

Была бы его воля, Максим просто вывалил бы всю правду ей или же в ее присутствии высказал бы все Шилову. Так даже лучше. Пусть с ноткой эпатажа, но зато всем все стало бы ясно. Но Мансуров… Они же как братья, с самого детства вместе. Столько всего вместе прошли, из стольких передряг друг друга вытаскивали. Взять хотя бы их последний залет, тем летом, когда Максим из-за собственного дурного нрава не на шутку сцепился с пэпээсниками. Ночевать бы ему тогда в «аквариуме» битым, но Мансуров уломал своего отца, чтобы тот вызволил друга, потому что знал: господин Явницкий забрать-то Макса заберет, но потом всенепременно учинит какую-нибудь гадость. А может вполне статься, что и не заберет, а устроит показательный урок. А сколько раз Ренат его выгораживал — так вообще не счесть. Ну и просто помогал, когда надо. Он в этом отношении безотказный. Да и с Аленой этот замес ведь случился по большому счету если не с подачи, то с молчаливого одобрения Максима. Он же стонал: «Колхозница, деревенщина, позорище!..» Идиот! Нет, скотина. Даже вспоминать те моменты было тошно. И от самого себя тошно. А Ренат — что? Внял жалобам друга. Вот и…

Так что, как ни крути, Макс сам виноват. И пусть не он этот спор затеял, но мог его пресечь. А не пресек, потому что упивался обидой.

А теперь можно до умопомешательства беситься, ненавидеть Шилова, обвинять Мансурова, злиться на нее, психовать, но главный виновник всех своих бед — он сам.

Впервые за последние три недели Максим ехал в школу в отцовской машине. Впервые ехал вместе с Аленой. Артема он отправил на переднее пассажирское сиденье, сам уселся с ней рядом.

Единственное, до чего удалось додуматься, — это просто попросить ее не встречаться с Мансуровым и Шиловым, не встречаться и все. Без объяснения причин. По-человечески. Да, вчера он уже пытался, но был тогда на взводе. И она появилась так неожиданно, еще и в неглиже. Точнее, в этом своем халатике шелковом, кружевном. Тоже, нашла в чем приходить! Удивительно, как он вообще соображал. Потому и получилось так сумбурно, ну может, даже грубо. Она сразу взъелась: «Сама разберусь». Угу, разберется она…

Но заговорить оказалось сложно. Поскольку и сам не в кондиции, несмотря на душ, крепкий кофе и бодрящие мысли, и Алена всем своим видом выказывала нежелание общаться. Ее понять можно: что она от него видела, кроме грубости? Но сейчас-то он ей грубить не хотел. А она отсела от него так, что чуть ли не вжалась боком в противоположную дверь, и напряглась до предела. Это просто ощущается, даже если закрыть глаза и не видеть, как плотно она сжала коленки, как нервно переплела пальцы, как стиснула челюсти. Казалось, каждое слово она будет по умолчанию воспринимать в штыки.

Еще и Темочка сидит на переднем сиденье и явно вслушивается. Они молчат, а он все равно слушает, ждет, как будто знает, что надо им поговорить. Как в последнее время бесит его этот Тема! «Впрочем, не младшего в том вина, — одернул себя Максим, заглушив вспыхнувшее было раздражение. — Просто когда все идет наперекосяк, каждая мелочь выводит из себя».

Не поворачивая головы, Максим вновь скосил на нее взгляд, скользнул по напряженному, будто окаменевшему профилю, остановился на сцепленных руках, покоящихся на коленях. Взять и просто заговорить почему-то не получалось. С чего начать? Не просто же так заявить: не общайся с Мансуровым. Тем не менее он так и заявил, не придумав ничего лучше:

— Не общайся с Мансуровым. — Голос прозвучал глухо и сипло, как неродной.

Алена повернулась, буквально на мгновение, бросила быстрый взгляд и снова вперилась в затылок водителю. Ничего не ответила.

— Я серьезно. Не общайся с Ренатом, — повторил Максим.

Она снова промолчала, сделала вид, что и не услышала.

— Пожалуйста…

О, как тяжело далось ему это слово! Будто с болью, с кровью от сердца оторвал. Но хоть она отозвалась, уставилась на него изумленно, потом произнесла:

— Почему?

Вот что тут скажешь? Как объяснить, не говоря правды?

— Для тебя так будет лучше, — уклончиво ответил Максим после недолгой паузы.

— Откуда тебе знать, что для меня лучше? И с кем мне лучше…

— Уж поверь, точно не с ним…

— То есть я ему не пара, это ты хочешь сказать? — строго спросила она.

— Да конечно, не пара! — взвился Максим.

Она уже вон как разговаривает — пара! Сходила на одно-единственное свидание и уже такие мысли! Совсем она дура, что ли?

Алена молча отвернулась к окну, и о чем она там думала — было непонятно.

В школе они не общались, даже словом не перемолвились. Возле нее постоянно крутились эти двое: Мансуров и Шилов. В общем-то, лучше двое, чем кто-то один. Во всяком случае, когда оба эти клоуна рядом с ней, ничего такого, что его страшит, не случится.

Но под занавес Ренат все-таки его огорошил. Сначала позвал сбежать с последнего урока. Максим был только рад, он и предыдущие-то еле вытерпел. Отсидеться решили в тире. Тем более кто-то сообразительный придумал обустроить там уютное лежбище из сваленных в углу матов, ну а вероятность того, что туда занесет физрука, была крайне ничтожна. В тире проходили лишь факультативные занятия, и то после обеда.

Максим полулег набок, Ренат примостился рядом по-турецки.

— Я не хочу, чтоб ты ее трогал, — приподнявшись, сказал вдруг Максим. — Оставь ее в покое. Как друга прошу.

Ренат скосил глаза, с минуту смотрел молча, потом захохотал.

— Это у тебя прикол такой, да, Макс?

— Какой уж тут прикол, — буркнул.

— Не, ну ты же это несерьезно?

Максим без слов выжидающе смотрел на него.

— Не, не, не. — У Рената тут же слетела вся веселость. — Даже не начинай, Макс. Мы же об этом уже говорили… Блин, ты только, Макс, не вздумай ей все рассказать! Ты же помнишь: если кто из наших сболтнет, я, считай, проиграл? Ты же понимаешь, что я не смогу…

— Вы чего тут забыли?

Ренат встрепенулся, обернулся на голос. Физрук сердито смотрел на обоих.

— Явницкий! Мансуров! Что за лежбище котиков тут устроили? Дуйте давайте отсюда, лоботрясы, у меня сейчас с девятыми стрельба.

Максим с Ренатом живо поднялись с матов и покинули тир.

Оказывается, последний урок уже полчаса как закончился, а они совершенно потеряли ход времени, да и звонок почему-то не услышали.