— Чья щетка красная?

— Моя, — ответил Тур.

Дома, в квартире, уже вовсю развернулись рабочие, ждать пришлось не больше недели, ведь немногие могли себе позволить такой ремонт сразу после Рождества. Через два часа было назначено отпевание, женщины займутся подсвечниками и цветами, а гроб он уже помог занести и поставить на катафалк. Он даже успел завезти сборники псалмов в типографию, перед тем как отправиться за Туром в больницу. Какое счастье, что эта Марит Бонсет согласилась приезжать сюда так часто. Организовать постоянный присмотр за такое короткое время было просто нереально, поэтому она по собственной инициативе взяла больничный, и Маргидо заплатил ей лично. Он старался не думать об этической стороне вопроса, и все равно ему было неловко. Впрочем, идея-то была ее, она сама предложила, и что он мог поделать, если коммунальный бюджет и так был нагружен до предела. Сколько раз он прибирал пожилых покойников дома, среди полного убожества, и как много для таких людей значила домработница или сиделка, которая укладывала их спать после Детского Часа по телевизору и закрывала глаза на разруху и отчаяние. Они ведь тоже были людьми и не могли успеть повсюду. И Марит Бонсет сама прекрасно это понимала, надо быть ей бесконечно благодарным за то, что она смилостивилась над ними и не думать, что ее больничный был лишней возможностью для Тура и старика получить необходимую им помощь. Несхов и без того выплачивал кучу налогов в казну, и едва ли они раньше пользовались услугами государственного здравоохранения. Еще он старался не думать о тех деньгах, которые таяли на его счетах, хотя глубоко внутри он был убежден, что все делает правильно. Никогда в жизни он не транжирил деньги, бюро работало хорошо, ипотечный кредит был давным-давно выплачен, а счета в банке разрослись настолько, что ему ежемесячно звонили банковские работники и предлагали инвестировать в фонды и акции. Но это всегда казалось ему делом ненадежным, пугающим, и теперь он радовался. Денег было в достатке, и они тратились не на всякую ерунду, а на нужные вещи.

Немного повозившись, он наконец-то поставил раскладушку в углу за телевизором и принялся стелить белье.

— Твои обезболивающие таблетки и антибиотики лежат на столе на кухне. Не забудь, что анестетики очень сильные, принимать можно не больше одной таблетки по три раза в день. Их сто штук в упаковке, тебе хватит больше чем на месяц, надеюсь, дольше они тебе и не понадобятся. Сегодня вечером позвонит Турюнн. Она знает, что ты вернулся из больницы.

— И она знает! — воскликнул Тур. — Вообще-то я не хотел, чтобы кто-нибудь…

— Первым позвонил Маргидо, — ответил отец. — А больше я никому ничего не говорил.

— И обязательно надо было ему рассказывать, что я поранил ногу?

— Хватит глупости говорить. Тебе нужна помощь, ты даже по лестнице подняться не можешь! На самом деле я позвонил сообщить, что собираюсь в Копенгаген в начале следующей недели, — сказал Маргидо.

— Да ты что? Это еще зачем? — не на шутку удивился Тур.

— Я ненадолго. Обычно я не езжу на такие выставки, но…

— Выставки?

— Меня приглашают в разные места. Фирмы-поставщики, которые в нас заинтересованы. Чтобы мы что-то купили или порекомендовали родственникам усопших. Раньше я всегда довольствовался одними брошюрами.

— Так это выставка гробов?

— И надгробий. Норвежские надгробия с датской резьбой, разный современный дизайн и так далее. Они частично оплачивают проезд и проживание.

— Вот уж не ожидал от тебя, Маргидо. Своего рода взятка. Я видел передачу по телевизору о таких поездках, — сказал Тур.

— Это не взятка. Я ведь сам решаю, чьи гробы мне покупать и у каких поставщиков брать надгробия. Но теперь я все равно не поеду.

— Почему?

— Как я могу уехать, когда ты…

— Да хватит же, черт тебя побери!

— Тур, — урезонил брата Маргидо, — возьми себя в руки.

— Помощник в свинарнике, и домработница, и чертова бабушка! Хорошо хоть от тебя избавиться!

— Тур, а Тур, — вмешался отец.

— А что такого? Что-то случилось? — сказал Тур и внезапно закрыл лицо руками. Маргидо сложил одеяло вдвое и расправил пододеяльник. В комнате было совершенно тихо. Отец осторожно кашлянул. И тут Маргидо услышал спасительное шипение на кухне.

— Кофе, — сказал он. — Вода выкипит.

— Кофе, точно. Хочется выпить кофе, — тихо проговорил Тур, убрал руки от лица и приподнялся в кресле. — И я, наверное, скоро отправлюсь в свинарник, посмотреть, чем там занимается этот помощник.

Уже с кухни, вытирая воду с плиты и насыпая кофе в кофейник — он понятия не имел, сколько сыпать, пил только растворимый кофе, — он сбросил бомбу:

— У меня в машине ходунки из Центра медицинской техники. Взял их напрокат, пока ты не поправишься.

Он спрятал их за биотуалетом, чтобы Тур не заметил с переднего сиденья. В комнате стало еще тише, даже старик не осмеливался кашлять.

— Ходунки? — переспросил Тур. — Ходунки? Как у стариков?

— Будешь на них опираться. Мне сказали, что это намного лучше костылей, — ответил Маргидо и снова вскипятил воду с кофе.

— Мне всего пятьдесят шесть, — сказал Тур.

— Тебе будет легче перемещаться, — объяснил Маргидо. — И в свинарник легче ходить.

Он ждал реакции. Новой порции ругательств и отказов.

— При одном условии, — ответил Тур из комнаты.

— Каком же?

— Что ты поедешь в Копенгаген.

— Вообще-то это не в самом Копенгагене, а в маленьком городке к северу от столицы, который называется Фредриксверк, — быстро проговорил Маргидо и уставился на воду, пузырьками пробивавшуюся сквозь молотый кофе.

— А ты когда-нибудь был за границей?

— Нет.

— Передавай привет, — сказал Тур.

— Кому?

— Конечно, ты их навестишь. Раз уж оказался за границей. И давай сюда ходунки, я хоть на них посмотрю. Может, я отправлюсь в свинарник в ближайшее время. Свиньи-то ничего не понимают.

Он припарковался перед часовней и провел гребнем по волосам, вытягиваясь, чтобы рассмотреть себя в зеркале заднего вида. Он с радостью думал об отпевании. Хоронили человека старше девяноста, умершего после трех месяцев болезни, у него было четверо детей и бесчисленное множество внуков и правнуков, большая семья, которая вся съехалась на похороны. Такие отпевания были подарком среди смертей от несчастных случаев, рака и прочих преждевременных кончин. Он с нетерпением ждал слов священника, Божественных слов, их нетленной сути, покоя в помещении часовни, звуков органа. Одна из внучек должна петь соло, будет очень красиво. И настроение в часовне, скорее всего, отодвинет все прочие заботы. И еще он отправится в поездку, на что он в последние дни совсем не надеялся. Он впервые в жизни захотел поехать на подобную выставку, и тут приключилась вся эта история с Туром. И все-таки он поедет.