— Ах, Эрленд, мышонок!

Они крепко обнялись.

— Как бы там ни вышло, — прошептал Крюмме, — все будет хорошо. Теперь, когда я знаю, что ты настроен об этом подумать. И все будет хорошо, на чем бы мы ни сошлись. Главное, что мы теперь на одной стороне.

Эрленд кивнул. Было как-то неуместно сообщать остальные новости об отрубленной ноге, крысах и тайной выпивке в уличном сортире. Хотя, разумеется, рассказать об этом придется. Но сейчас достаточно этого счастья, счастье разгоралось в нем, физически, и с такой силой, что превосходило даже самый ужасный страх перед детьми. Неважно, что из этого выйдет. Всегда оставалась вероятность, что Ютта и Лиззи расценят их как абсолютно непригодных к отцовству. Но попытаться все-таки стоит.

— Займемся любовью? — прошептал Эрленд.

— Кажется, ты сошел с ума, — ответил Крюмме и со смехом оттолкнул его от себя. — Брамс же увидит! Его сердце не выдержит! Давай, дуй отсюда. Я куплю еды по дороге домой, а ты позвонишь дамам и пригласишь их на обед, у меня здесь еще сотни дел.

— С этими силиконовыми титьками?

— И с ними тоже. Какие еще новости? В канцелярском магазине все прошло удачно?

— Да, с витриной все удачно. Есть еще небольшие новости с севера, но об этом поговорим позже. А сейчас я пойду покупать тебе очиститель кожи, этот диван потерял всякий вид! Прощай, мое сокровище.

Он поцеловал Крюмме в лоб и вышел, с чувством превосходства взглянул на охранников, проходя мимо.

По дороге домой он заскочил в турфирму и набрал брошюр с самыми экзотическими маршрутами.

От жуткой мысли, что придется восемнадцать долгих лет сидеть взаперти в квартире с ребенком, который никогда не научится ходить на горшок, ему вдруг показалось, что времени осталось очень мало, что счет идет на часы, если они хотят все-таки увидеть Великую Китайскую Стену или Большой Барьерный Риф. Но если взаперти они будут сидеть вместе с Крюмме, он, может быть, даже выдержит. Но только после того, как они посмотрят на Великую Китайскую Стену и Большой Барьерный Риф. Это будет его наименьшим условием. Может, Крюмме даже захочет понырять на рифе.

Крюмме в глубоководном костюме — это даже еще лучше, чем Крюмме в своем облегающем кожаном пальто.

Маргидо очень сочувствовал Туру и даже не мог особенно возмущаться ровному потоку ругательств, проистекавшему из брата с того момента, как он сел в машину перед больницей и до самого крыльца и кухни в Несхове, куда Маргидо провел его, поддерживая, и усадил в кресло в гостиной, положив его больную ногу на табурет. Он имел полное право ругаться после того, как врачи наложили кучу швов и перевязали ногу от бедра до середины голени, чтобы обездвижить колено. Врачи подготовили его к мысли, что потребуется пять-шесть недель, прежде чем они смогут спять гипс и повязки.

Но счастью, Тур ничего не знал об обнаруженных бутылках, в этом Маргидо и старик сошлись. Туру все равно поначалу не удастся добрести до свинарника, впрочем, там уже все шкафы проверены, и кроме пустых нашлось еще несколько полных бутылок пива. Их старик поставил к пустым в шкафчик в мойке. И показал все Маргидо.

— Сколько градусов на улице? — спросил Тур, опираясь на ручки кресла.

— Минус пять, — ответил отец. Он сидел во втором кресле, на самом краешке сиденья, волосы взлохмачены, большие пальцы трутся друг о друга в бешеном темпе.

Журнальный столик превратился в сплошную свалку из кофейных чашек, газет, очков, увеличительных стекол, тарелок с крошками и пачки изюма, открытой с обратной стороны.

— Как он? — спросил Тур.

— Кто? Помощник?

— Да. Кто же еще?

— Я не… Он сам по себе. Но вот крысы…

— Какого черта ты занимался этими проклятыми крысами? Что я сказал перед больницей? А? Что я говорил?

— Он сам их увидел. Точнее… услышал. Я так думаю, — ответил отец и уставился в пол.

— Он их увидел, — уточнил Маргидо. — Я с ним говорил. Мне звонил Рустад. Ветеринар.

— Я прекрасно знаю, кто такой Рустад! — возмутился Тур. — Теперь тут начнется полный бардак, черт его побери!

— Тут уже бардак, — заметил Маргидо. — Но страховая компания покрывает расходы на помощника, можешь потребовать возмещения. А дератизаторы уже здесь были. Это придется оплачивать самостоятельно. Они были здесь сегодня. Взломали несколько стен и расставили яд. Но они сказали, что крыс много. Ужасно много.

— Мать вашу!

— Тебе надо успокоиться, — сказал Маргидо. — Все образуется, время поможет. А тебе и так хватит дел с бухгалтерией, будет больше времени на нее, и не думай о свинарнике. Я поставлю кофе.

— Не думать о свинарнике? Успокоиться? Ты что ничего не понимаешь? Если крысы попортят моих свиней… И их не примут на бойне…

— Помощник, которого, между прочим, зовут Кай Рогер Сивертсен, сказал, что дверь между свинарником и кормовой была очень плотно закрыта, так что все в порядке. И Рустад это подтвердил, — сказал Маргидо.

— А Марит Бонсет будет приходить через день, — быстро проговорил отец.

— Что?! — негодовал Тур. — Через день?

— Я все уладил, — сказал Маргидо.

— Боже мой… — пробормотал Тур.

— Она будет делать покупки, готовить обед на два дня, помогать с одеждой и все такое. Тебе же не подняться по лестнице, я привез раскладушку, купил ее в Икее, а мыться будешь на кухне. Хуже с туалетом. Я тут привез… биотуалет.

— Это ведро на заднем сидении?

— Да. Он совершенно новый. Я залью его жидкостью, и он не будет пахнуть, так мне сказали. Поставлю его в кладовку в прихожей.

— Я смотрю, ты все продумал, — резко сказал Тур.

— Сейчас принесу белье, щетку и полотенца, и на этом все. Но сначала кофе.

— Здесь адски воняет, — сказал Тур и покачал головой, потом посмотрел на старика. — Да еще и беспорядок! Мог бы хоть немного прибраться. Может, мы и обошлись бы без домработницы!

Отец сидел все так же, уставившись в пол, не отвечая. Большие пальцы все наворачивали и наворачивали круги.

Постель Тура была не очень-то свежей. Маргидо оглядел комнату, здесь он не был годами. Ночной столик был пуст, не считая старого будильника с колокольчиками, по которым била металлическая иголка, и он звонил. Заводился будильник вручную. Он представил себе, как Тур в длинных белых трусах и майке на краешке кровати сидит и заводит будильник, в полной тишине, только звук заводящейся пружины сзади будильника, и она все поворачивается и поворачивается, пока не доходит до предела. Большой светло-зеленый шкаф стоял у стены, половик, синие занавески, сундук у стены, батарея прямо под окном со следами от дождевых капель, залетевших через открытое окно в непогоду. Вдоль всех плинтусов серые цепочки пыли, на полу перед сундуком старый отклеившийся пластырь. Он открыл ящик в ночном столике, там хранился годовой отчет Норвежского свиноводческого общества, он отодвинул его в сторону. Под ним лежала книга. Он достал ее и, затаив дыхание рассматривал несколько секунд. Потом открыл с конца. Десятое ноября тысяча девятьсот шестьдесят девятого. Он поспешил положить книгу на место, снял наволочку, пододеяльник, достал чистую простыню и полотенца, мочалку и трусы. В ванной в желтом пластиковом стаканчике стояли две щетки. Он как следует прокашлялся и потом крикнул с лестницы: