Хорошо бы Турюнн приехала. Иначе на хуторе станет просто невыносимо, когда эти двое останутся вместе в гостиной перед телевизором. И Тур, обездвиженный, в разлуке со своими свиньями… Если бы только этот сменщик оказался там на день раньше! Только Турюнн знала подход к Туру, все благодаря ее доброму отношению к свиньям, в этом отец с дочерью были так похожи, они любили свиней и гордились ими. Хорошо бы она приехала! Конечно, он не просил ее приехать, когда звонил, пусть сама решает, но он понял по голосу, как она заволновалась. Историю с пустыми бутылками она проигнорировала, утверждая, что это просто единичный случай, а пустые бутылки остались с Рождества, а он ничего не сказал про уличный туалет. Он посветил туда фонариком и насчитал как минимум пятьдесят бутылок из-под пива и немало полулитровых бутылок акевита, а на некоторых даже не разобрал этикетки. Видимо, они выбрасывались туда в течение многих лет.

Сильнее всего Турюнн обеспокоилась отцовской раной и крысами. В том, что помощник прекрасно справится со свиньями, она не сомневалась. Ситуация гораздо страшнее для Тура, нежели для свиней, сказала она. А вот новость про крыс ей очень не понравилась. Она тоже заговорила о том, что бойня откажется принимать свиней.

Фру Марстад вышла из часовни и подошла к машине. Он поспешил выйти ей навстречу, достав сумку со сборниками псалмов.

— Все под контролем? — спросил он.

— Да, конечно. Будет прекрасное отпевание. Просто море цветов. Мы сделали все как можно лучше.

— А лучше и не бывает, фру Марстад.

— Спасибо!.. Как дела у вашего брата?

— Сейчас он сидит в кресле на хуторе и ругается.

Она коротко вздохнула и прикрыла рукой рот.

— Ничего удивительного, — продолжал он, — в такой ситуации. Для фермера нет ничего мучительнее, чем лежать на раскладушке в гостиной и не быть хозяином на собственном хуторе.

— А что его дочь? Турюнн? Она не приедет помочь?

— Вряд ли. Ей своих дел хватает, она много работает.

— Но ведь она его дочь. Вы, конечно, брат, но в такой ситуации помощи следует ждать скорее от дочери.

— Мир не всегда таков, каким ему следует быть, фру Марстад. И мы все об этом знаем. Да, кстати, я все равно отправляюсь в Копенгаген на следующей неделе. Или, точнее… в этот городок, через Копенгаген. Туда из Копенгагена ходят поезда.

— Вам бы не помешало немного отвлечься.

— Вообще-то я не склонен отвлекаться, когда кругом скапливаются проблемы, но брат захотел, чтобы я поехал. Так что все будет, как мы с вами изначально договаривались — если речь пойдет о выезде к месту происшествия или о трагедии у кого-нибудь дома, вы будете отсылать клиентов в другие конторы. Вам не надо этим заниматься.

— Я единственно волнуюсь за предстоящее прощание, — сказала фру Марстад. — Допустим, я скажу, что мы не в состоянии его провести, но они могут настоять на своем.

— Тогда пусть простятся с покойным в часовне со свечами в полной тишине. Предложите только прочитать вместе «Отче наш». Если что-то будет не так, звоните мне. Если вы в чем-то будете не уверены, просто отсылайте в другое бюро.

— Все будет хорошо. Мы отлично справимся. А сегодня нас ждет прекрасное отпевание. Внучка уже репетирует с органистом, и поет она чудесно.

Они зашли в церковь. Стол перед входом был готов, белая скатерть, подсвечник, фотография в рамке, альбом для соболезнований и ручка. Он достал сборники псалмов из сумки и положил их рядом.

Фру Габриэльсен раскладывала траурные ленты на букетах в высоких напольных вазах. Проход был полон венков, доходивших до самой середины часовни. Он долго стоял и рассматривал огромное сердце из роз перед самой кафедрой.

Он провел по волосам, проверил узел на галстуке. Он немного вспотел, пока возился с бельем и раскладушкой, но запаха не было. Взглянул на часы. Через двадцать минут зазвонят колокола.

— Мама, ты же это не всерьез? Ты только подумай! Мне тридцать семь лет. Не могу же я взять и перечеркнуть все, что я сделала за…

— Причем тут возраст? Чушь. Предоставь мне здоровый аргумент, что-то разумное!

— Я хочу… Что мне сказать? Хочу жить собственной жизнью!

— Она у тебя будет! Мы поделим этажи, и получатся две квартиры. Если одного этажа тебе для собственной жизни не достаточно, то и не знаю, что сказать. Делить будем только чердак и подвал, и, по-моему, не так-то трудно изредка встречаться на лестнице. Боже мой, Турюнн, у тебя крошечная квартирка в многоэтажке на окраине, а ты отказываешься от половины виллы в престижном районе! И при этом никаких расходов, кроме оплаты ремонта, от тебя не требуется.

— У меня появился мужчина. Может даже, из этого что-то выйдет.

Мать опустилась на диван и зарыдала с протяжными завываниями. Лак на ее ногтях потрескался и облупился, она сидела в одних колготках и коротком ярко-зеленом бархатном джемпере. Она собиралась на встречу с подругами, когда неожиданно появилась Турюнн, заехала из вежливости после работы, чтобы продемонстрировать добрую волю, что, мол, она может приехать и без жалобных звонков.

Она так хотела, чтобы жизнь вошла в колею, доказать матери, что та может быть частью ее привычных будней, и все равно все оборачивалось драмой. Вот и в этот раз: мать хотела представить ей чертежи за воскресным обедом, но не удержалась и показала их немедленно.

— Ты разве никуда не собираешься? Уже восемь часов.

— Мужчина, значит. И ты собираешься… это серьезно? Турюнн, это серьезно?

— Возможно.

— Но половина этого дома — сто двадцать квадратных метров. Разве этого недостаточно для мужчины? Любого мужчины?

— Не для любого.

— Да, ты права. Не для Гюннара, например, — согласилась мать и перестала плакать. Вместо этого она пристально посмотрела красными от слез глазами на Турюнн. — Значит, не хочешь?

— Мне кажется, нам обеим не стоит…

— Мы же мать и дочь? Что здесь плохого?

— Гюннар хочет продать дом. И мне кажется, ты все это затеяла, чтобы как-то…

И тут зазвонил мобильник. «Хороший, плохой, злой».

— Я выйду на лестницу, — сказала она и выбежала наружу.

— Да уж понятно, кто звонит! — крикнула Сисси ей в спину. — Сомневаюсь, чтобы ты так же лихо кидалась к телефону, когда звоню я!

Они договаривались, что она приедет в девяти. «Может быть, он хочет, чтобы я чего-нибудь купила по дороге», — успела она подумать прежде чем ответить на звонок.

— Привет! — весело сказала она. — Ты так по мне соскучился?

Он не ответил на эти слова, сказал только, что встретиться не получится, обстоятельства мешают, и голос у него был обеспокоенный и какой-то странный.