В этой обстановке Лжедмитрий начал готовиться к торжественному въезду в Москву. По его указанию в Тулу были доставлены прекрасные лошади из царской конюшни, кареты, продовольствие и даже деньги из казны для раздачи войску. На поклон к нему каждый день прибывали представители знати. Многие приносили ценные подарки и за это приглашались на прием к самозванцу. С ними он вел длинные беседы, рассказывая о чудесном спасении и победах. Вполне вероятно, что не все ему верили, но были вынуждены молчать из-за опасений за свою жизнь.

После восстания против Годунова 1 июня Лжедмитрий мог бы уже приехать в столицу, но он не стал спешить, желая в очередной раз убедиться в том, что русские люди готовы признать его своим царем и будут преданно служить. Поэтому торжественный въезд в Москву состоялся только 20 июня 1605 г.

Около города «царя Дмитрия» встречали следующие лица: боярин князь И. М. Воротынский, боярин князь A. A. Телятевский, окольничий П. Н. Шереметев и думный дьяк А. Власьев. Вместе с ними были стольники, дворяне и люди разных чинов. После этого все въехали в ворота первых крепостных стен.

Исаак Масса так описал это событие: «Димитрий весьма приблизился к Москве, но вступил в нее, только когда достоверно узнал, что вся страна признала его царем, и вступление свое он совершил 20 июня. И с ним было около восьми тысяч казаков и поляков, ехавших кругом него, а за ними следовало несметное войско, которое стало расходиться, как только он вступил в Москву; все улицы были полны народом так, что невозможно было протолкаться; все крыши были полны народом, также все стены и ворота, где он должен был проехать; и все были в лучших нарядах и, считая Димитрия своим законным государем и ничего не зная другого, плакали от радости. И, миновав третью стену и Москва-реку и подъехав к Иерусалиму, — так называется церковь на горе, неподалеку от Кремля (храм Василия Блаженного. — Л. М.), — он остановился со всеми окружающими и сопровождающими его людьми и, сидя на лошади, снял с головы свою царскую шапку и тотчас ее надел опять и, окинув взором великолепные стены и город и несказанное множество народа, запрудившее все улицы, он, как это было видно, горько заплакал и возблагодарил Бога за то, что тот продлил его жизнь и сподобил видеть город отца своего, Москву, и своих любезных подданных, которых он сердечно любил. Много других подобных речей говорил Димитрий, проливая горючие слезы, и многие плакали вместе с ним.

Итак, когда он остановился, навстречу ему вышли патриарх (не Иов, а новый ставленник самозванца грек Игнатий, который до этого был рязанским архиепископом. Масса называл его «лукавым негодяем, содомитом и распутником, ненавидимым народом». — Л. М.), епископы, священники и монахи с крестами, хоругвями и всею святынею, дабы проводить его во дворец, и поднесли ему икону Богородицы, чтобы он, по их обычаю, приложился к ней, что дозволено только государям; и он сошел с лошади и приложился к иконе, но совершил это не так, как надлежало по обычаю; и некоторые монахи, увидев это, весьма усомнились в том, что он московит, а также усомнились в том, что он истинный царь, но не смели говорить; он же отлично приметив, что они на него так уставились и, быть может, хорошо их зная, на другой день велел их тайно умертвить и бросить в воду И так проводили его в Кремль в торжественной процессии, под звон колоколов и всеобщих кликах: «Да здравствует наш царь Дмитрий Иванович всея Руси!» И так ввели во дворец, где посадили на царский трон, и все вельможи поклонились ему до земли и признали своим царем; и казаки, и ратники были расставлены в Кремле с заряженными пищалями и в полном вооружении, и они даже вельможам отвечали грубо, так были они дерзки и ничего не страшились». (Масса И. Краткое известие о Московии. С. 94–95.)

Еще до венчания на царство Лжедмитрий занялся формированием своего двора. Все прежние служители были распущены и на их место были назначены новые лица. Среди них появились поляки, например братья Бучинские, Ян и Станислав, ставшие личными секретарями самозванца. Переписку с Римским Папой, польским королем и будущими родственниками Мнишками он не мог доверить русским людям. Слишком много в ней было компрометирующих его сюжетов.

Существенные изменения произошли и в составе Боярской думы, которая стала называться Совет светских лиц. Первое место в ней осталось за самым знатным князем Гедиминовичем Ф. И. Мстиславским. За ним шли самые знатные князья Рюриковичи В. И. и Д. И. Шуйские. При царе Борисе перед ними находился князь М. П. Катырев-Ростовский.

Следующее место занял князь И. М. Воротынский, который до этого был на одном из последних мест. Царь Борис не жаловал его за родство с Романовыми, Лжедмитрий же за это возвысил. Оценил он и то, что князь ездил к нему на поклон в Тулу и встречал у Москвы. На пятом месте оказался М. Ф. Нагой, мнимый дядя самозванца. Он стал еще и конюшим. Для него это было необычайным взлетом, поскольку с 1591 г. он находился в ссылке. Шестая позиция оказалась у князя Н. Р. Трубецкого, который при царе Борисе был двенадцатым. Возможно, этим самозванец хотел показать, что оценит его отвагу при защите Новгорода-Северского (от Годунова он не получил награду), а также то, что князь одним из первых приехал в Тулу на поклон.

Следующие четыре позиции заняли Нагие, мнимые родственники лжецаря. Для них это было необычайным взлетом после продолжительной ссылки в поволжские городки.

За ними оказался князь В. М. Мосальский, которому было присвоено и звание Великого дворецкого. Это стало ему наградой за сдачу Путивля и поддержку самозванца в трудное время. На двенадцатом месте значился князь И. И. Шуйский, младший брат В. И. и Д. И. Шуйских. Раньше в Думу он вообще не входил. Тринадцатым стал князь A. B. Трубецкой, который ранее следовал вслед за Н. Р. Трубецким. Видимо, ему не удалось выслужиться перед Лжедмитрием. За ними оказался Г. Ф. Нагой — еще один мнимый родственник самозванца.

Далее шли сразу четыре представителя рода Голицыных, но для них это было существенным понижением. При Б. Ф. Годунове старший представитель их рода И. И. Голицын был пятым, В. В. Голицын — шестым. Но И. В. и A. B. Голицыны раньше вообще не входили в состав Боярской думы, последний даже находился в сибирской ссылке. Поэтому трудно понять, были ли они довольны своим новым положением.

Девятнадцатую позицию занял П. Н. Шереметев, который до этого был только окольничим. Это стало ему наградой за встречу Лжедмитрия у Москвы. Двадцатым стал П. Ф. Басманов, который при Годунове был одним из последних в Думе, к тому же он возглавил Стрелецкий приказ; двадцать первым — князь В. К. Черкасский, ранее он был десятым; двадцать вторым — Ф. И. Шереметев, ранее не входивший в Думу и подвергавшийся репрессиям; двадцать третьим — князь А. П. Куракин (до этого он был седьмым); двадцать четвертым — князь Б. П. Татев, получивший боярство за сдачу Царева-Борисова; двадцать пятым — князь И. С. Куракин, награжденный боярством за сдачу Тулы, правда, вскоре он был отправлен на воеводство в Смоленск.

Двадцать шестое место оказалось у И. Н. Романова, ранее в Думу не входившего. Он был двоюродным братом царя Федора Ивановича по линии его матери, подвергался за это репрессиям при царе Борисе вместе с братьями. Самозванец объявил его своим родственником, сразу же вызвал из ссылки вместе с остальными Романовыми и возвысил. Его старший брат, постриженный в монахи, стал Ростовским митрополитом Филаретом.