Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И поскольку она не знает, не догадывается на уровне уверенности, что её можно любить просто так, просто потому что она есть, как любил бы хороший папа, спокойно и заботливо — она начинает пытаться эту любовь заслужить: ну полюби же меня, ну посмотри, какая я хорошая, ну возьми меня на краю пропасти за руку.
А её — на качели. Так острее.
* * *
Качели.
Несколько месяцев назад я прихожу к подруге. А она сидит и плачет. И на всю громкость из динамиков — Катамадзе и Брегович, на сербском, под перебор виолончели — «Трудно кохач».
Сила песни такова, что понятно, в общем-то, и без перевода. Плач женщины о несчастной любви.
И она сидит и смотрит на меня такими глазами… измученными; рассказывает, как ей страшно и больно, и говорит: послушай, как сильно, это про то, что я чувствую.
И плачет, и рассказывает мне, что не представляет, как теперь жить без него, и почему всё так.
…но совсем незадолго до этого она говорила мне лично, что не понимает, к чему этот весь никчемушный роман и мужчина-то ну совсем ни о чём, и что пора, пожалуй, им расходиться.
Только он первый успел. Другую нашёл, к другой ушёл.
И её сразу закрутило. Потому что он перестал принадлежать ей. И видно — она и в самом деле страшно страдает. Он её обесценил, и она теперь готова на всё, чтобы ценность эту снова заслужить и почувствовать. И готова сделать всё, чтобы он снова был рядом.
А я её слушаю и молчу. И как будто выныриваю из состояния, в котором провела всю жизнь. Мне становятся понятны все мои неудавшиеся любови, и то, почему они были такими сильными, и то, почему я страдала там, где просто нужно было удивиться и уйти.
И я потом дома сажусь и нахожу перевод этой песни, под которую страдала она и, наверняка, страдают еще тысячи людей.
И мне становится страшно. За боль благодарю; хоть убегала я, но с волною слёз всегда возвращалась.
И в тот момент для меня всё складывается.
Она омерзительна, эта песня. Я не хочу это даже слышать, и если бы могла, я бы запретила это слушать всем. Она калечит, она выворачивает происходящее наизнанку. Но она так удачно накладывается на модели маркетинга, что ей — верят. И думают, что эта песня — про любовь. И на это начинают равняться.
Но ведь если выйти из вечной прошивки и слушать это трезво — она просто вызывает недоумение.
И страшно от того, что все песни о неразделённой любви — они, на самом деле, вообще никогда не про любовь.
И эта песня — тоже не про любовь. Она — про абьюз. Обычный, махровейший абьюз. Настолько плохо, что убегала. И потом так ломало, что возвращалась с волной слёз. Классика манипулятивных зависимостей. И песня про то, как её просто поломало и размолотило.
Как и тысячи других.
Только почему они весь этот ужас называют любовью?
Чёрт возьми, почему до меня не дошло раньше, ведь я лично написала эту серию — про зависимости и то, как легко этим всем управлять. Всего-то — посадить на качели.
С которых безумно тяжело сойти уже в самом начале, потому что маркетингом намертво прошито: любовь — это обязательно бурно, странно, непонятно и через боль.
Любовь — это что-то такое, что нужно заслужить.
«И я готова была на все. Замуж бы позвал — согласилась бы тут же.
Но гормоны постепенно проходят и наступает ясность, что человек — не такой уж и хороший, и что относится он ко мне как, пардон, к какашке, но я ж глупая была и наивная по молодости, я почему-то решила, что раз выбрала, раз влюбилась, то все — какой-никакой, а любить должна до гробовой доски.
Мне и в голову не приходило, что страдать необязательно, что можно просто уйти.» (с)
Не приходило в голову, да.
Но на самом деле не приходит и сейчас.
Не приходит в голову, что можно не страдать, не искать и не биться.
Всё осталось точно таким же. И следующий опыт это подтверждает.
«Я не наступлю на эти же грабли»(с) Ой ли?
Торговая марка «Любовь». Спешите, а то раскупают.
* * *
Любовь.
Любовь настоящую мы, как того спокойного мальчика Васю, никогда рядом с собой не замечаем, потому что это рутинно и скучно, и не имеет выматывающих вспышек и страстей. Не по-книжному же.
Короче, это про всё то, что никто из нас, ослепленных маркетингом, не замечает до тех пор, пока оно есть. Как еда. Сытый не замечает того, что он сыт. Ему кажется, что банальная жареная куриная ножка, которую он ест каждый день — это… ну, это так скучно. Так что он всегда готов отказаться от горячей ножки, это ведь так обыденно. Отказаться ради…
…а потом, с голодухи, начинает казаться дико вкусной копеечная булочка.
Мы «любим» то, что нам до конца не принадлежит. Вещь, ещё лежащая в магазине, которая пока не твоя — такая желанная.
Любовь — это всегда про комфорт, заботу, спокойствие и бе-зо-пас-ность.
Вы замечаете, что вот сейчас, вот именно в данный момент, вы в безопасности? Нет. Это просто фон.
Любовь — это не когда тебя жгут страстями и треплют эмоциями. Любовь, это — как просто! — когда берегут твои нервы, берегут тебя и поправляют одеялко, пока ты спишь и даже этого не замечаешь.
И потому любовь не бывает неразделённой или невзаимной.
Она просто вне всего, существует фоном. Её в суете и не видно.
А тому, про что всегда поют, всему этому неразделённому бреду, на который молятся миллионы, есть более правильное определение — зависимость.
Это такой глобальный газлайтинг и подмена, где об тебя вытирают ноги равно «я зарабатываю настоящую любовь». И где-то там маячит очередной Джеймс с его безумными вспышками.
Любовь ведь не бывает без страстей. А к страстям всегда бонусом идут страдания. Но надо же ждать неведомого книжного Джеймса, а когда он встретится у края той самой пропасти — надо терпеть, уже вот-вот…
Потому что нам вдолбили: любовь — это нечто феерическое, вспышка.