— Штука тут в чем, — сказал я. — Конгресс США издает налоговые законы. А потом заинтересованные группы начинают лоббировать, проталкивая привилегии для себя.

Я рассказал Альфреду о своем стаде крупного рогатого скота. Ему понравилось получение отсрочки уплаты налогов с аурой вестерна, но это не сбило его с главной мысли.

— А вам и не нужно открывать номерной счет, — сказал Альфред. — Ваш счет может быть совершенно открытым. Я рад, что вы любите платить налоги. Мы в Швейцарии считаем, что все происходящее между джентльменом и налоговой службой его страны — это личное дело джентльмена. Швейцария сотрудничает с другими странами в поимке преступников, но по швейцарским законам уклонение от налогов в другой стране — это не преступление. Кстати говоря, вы женаты?

Я сказал, что я женат.

— Брак счастливый?

Брак счастливый.

— Ну вот, — сказал Альфред. — Брак счастливый, дом застрахован. И вы, конечно, уверены, что ваш брак таким и останется, но статистика говорит об обратном, особенно в Америке. И вы знаете, что такое американские разводы. О них вся планета знает. Жене остается дом, она живет себе как жила. Адвокаты и суды сгребают весь доход мужа и оставляют ему $70 в неделю — на бедность. Сейчас вы счастливы, но никто не знает, что будет лет через 5, 10, 20. Вы американец, вы любите платить налоги, а если не хотите делать этого, то откармливаете бычков. И еще вы полагаете, что всю жизнь будете счастливы в браке. Но неужели вам не нужна хоть какая-то подстраховка?

— В смысле? — спросил я.

— Открыв счет здесь, вы не совершаете ничего противозаконного. Можете и дальше платить свои налоги, покупать акции на любой бирже мира, покупать и продавать товары и сырье по всей планете — и никто об этом не обязан знать. А в один прекрасный день, когда адвокаты вашей жены захотят загрести все деньги, потом и кровью заработанные за два десятка лет, у вас будет личный резерв.

Альфред явно не первый раз встречался с американцами. Как искуснейший торговец страховыми полисами, он знал, на какие кнопки давить. Даже самый счастливый в мире муж здесь задумался бы.

— И ничего противозаконного, — сказал Альфред. — Что противозаконного в том, что вы получите чуточку больше, чем хотели бы адвокаты вашей жены? А ваших отношений с правительством это дело не касается.

Теперь, когда мои отношения с правительством были в стороне, а проблема свелась к адвокатам моей жены, этим сукиным детям, которые хотели заставить меня жить на $70 в неделю, я начал поддаваться. Я даже представил их, хорьков с бегающими глазками, — эдакие Барделл и Пиквик, которые за своими столами потирают потные от жадности ручонки. И отправляют меня жить в какой-нибудь клоповник с пьянчугами, валяющимися в коридоре, и наркоманами, ширяющимися под десятиваттной лампочкой. За что? Что я такого сделал?

— А законно ли не говорить об этом адвокатам моей жены? — спросил я, на мгновение забыв, что у моей жены нет ни адвокатов, ни нужды в них.

— А что вы им должны, этим адвокатам, а? — сказал Альфред. — Они же будут доказывать, что вы преступник. В этом суть ваших американских разводов: одна сторона — преступник, вторая — прокурор. Преступник, понятно, еще тот — черствость, невнимательность, то-се-другое-третье — мы в Европе смеемся над этим до упаду. Если американская жена ведет себя так, что муж-европеец ее давно бы пристрелил, то муж-американец стоит смирненько, как барашек, которого сейчас будут стричь.

— Знавал я такие тяжелые случаи, — сказал я. — Один мой друг как раз прошел через такое. Ему оставили рубашку и одну запонку.

— А вот еще, — сказал Альфред. — Доллар падает. Вьетнамская война высосала из него все соки. Правительство ваше с финансами работать не умеет. Это вам еще боком выйдет.

— Я об этом уже три года толкую, — сказал я.

— И правильно, — продолжил Альфред. — Вы платите налоги, значит, оплачиваете политические грехи своего правительства. Но с какой стати вам платить за его фискальные грехи? Счет здесь будет в швейцарских франках, так что, когда доллар пойдет прахом, у вас будет какая-то стоящая валюта.

— Здорово, — сказал я.

— Распишитесь здесь, — сказал Альфред, протягивая мне авторучку.

— Подождите, — произнес я. — Мне не нужен номер. Просто имя.

— Номер для нас, — сказал Альфред. — Не из-за какой-то секретности. Ваш счет в Америке тоже имеет номер. Все банковские счета пронумерованы. Компьютеры не умеют работать с римскими цифрами.

— Ладно, — сказал я.

Альфред протягивал мне ручку. Я взял ее и подписал бланк.

— Но никаких секретных номеров, — твердым голосом сказал я.

— Как пожелаете, — ответил Альфред.

Теперь у меня был банковский счет в Швейцарии. Я положил на него $200.

— И что, даже будильника не дадут? — спросил я. — Хотя бы тостер? Никакого подарка за открытие счета? Чеки-то мне хоть напечатают красивые? С зимними пейзажами?

Альфред, похоже, не знал об американской банковской традиции делать небольшие подарки при открытии счета. К тому же он намекнул, что со счетом такого размера мне вряд ли понадобятся чеки. Банковские комиссионные за разные услуги — депонирование, чеки и т. д. — были выше, чем в США. В комнате появился Пол.

— У вас новый вкладчик, — сказал я. — Но счет не номерной.

— Хорошо, — сказал Пол.

— Теперь я вроде как член семьи, — сказал я. — Теперь ты мне можешь сказать. Среди наших вкладчиков есть южноамериканские диктаторы?

— Да Бог с тобой, — сказал Пол.

— Но хоть один мафиози-то должен быть. Что это за швейцарский банк без единого мафиозного счета?

— Ради Бога, — сказал Пол, — мы же собираемся провести публичное размещение акций.

Мы прошлись по помещениям, а Пол время от времени указывал мне на клерков. Один работал в маленькой комнате с настольным калькулятором. Пол сказал, что он из очень богатой семьи — да и сам мультимиллионер. Тогда на кой же черт, спросил я, он работает в банке?

— Во-первых, — сказал Пол, — в Швейцарии работают все. Плейбоев здесь нет. Тому, кто хочет быть плейбоем, нужно ехать на юг Франции, или в Лондон, или в Нью-Йорк, или куда еще они там ездят. Санкт-Мориц не в счет, он для иностранцев. А во-вторых, в Швейцарии никто не знает, сколько у кого денег. В Базеле есть семьи с капиталом под миллиард долларов. Но черта с два ты догадаешься. Конечно, если попадешь в такой дом — причем с главного входа, — то иногда там можно увидеть на стенах Пикассо, Ренуара и т. п. А когда они отдыхают, то делают это как надо — сафари в Африке, путешествие по Южной Америке и т. д. Но чтобы тратить деньги, нужно уезжать из Базеля. Дома здесь основательные и надежные, но без показной роскоши. В Швейцарии важны не те деньги, которые у тебя есть, а те, которые зарабатываешь.

По дороге домой Пол остановил машину у собора, и мы постояли возле него, глядя на Рейн. Потом прошлись вдоль островерхих домов старого Базеля — домов, многие из которых были построены в XIV–XV вв.