Я очень скучаю по нему и парням.

Заканчиваю очередное домашнее задание и отправляю по почте учителю. Не знаю, какую причину назвали мои родители, но директорат одобрил заявку на подобную форму обучения. Мы хотели вернуться. Но теперь уже отец настаивает, чтобы ради моей безопасности я осталась здесь. По факту, получается, что мы прячемся. Первое время я очень переживала и накручивала себя, хотя бы потому, что теперь будет ещё сложнее – находиться рядом с людьми, но по заверениям Хантера у них есть нечто интересное, что именно он мне покажет сегодня вечером. Старательно держу себя в руках и не задаю лишних вопросов. Под моей рукой лежит мой личный дневник, в который я записываю все произошедшее со мной. Очень долгое время он был заполнен наполовину. Но теперь мне есть что написать и над чем поразмышлять. Открываю закладку и читаю, мне нравится то, что я могу узнать мою маму.

Лилибет Чемберс, в девичестве Клейтон, милая, голубоглазая леди с Техаса. Она любила носить джинсовые юбки, кожаные сапожки и шляпу. Она жила на ферме у её родителей, которые занимались лошадьми. Я улыбаюсь этой мысли, моя мама настоящий ковбой в юбке. В детстве она перенесла несколько травм малого таза. Скорее всего, после падения с животного, но всегда находила в себе силы и смелость начать все сначала. Порой, её упертость выходила за границы дозволенного. Она могла сходить с ума, если отец продавал одну из её любимых лошадей, или самостоятельно отправиться в поход с друзьями.

В подростковом возрасте у неё начались проблемы, при которых заметили плохую свёртываемость крови. Исследования привели к тому, что маме поставили диагноз «гемофилия». Все были в шоке, в том числе и юная Лилибет. Осторожность, с которой она должна была жить, сводила её с ума. Она замкнулась в себе, надеялась, что однажды все изменится. Когда они встретились с моим отцом, им было по тридцать лет. Папа был впервые влюблён и сделал предложение моей маме через месяц отношений. Он уже тогда работал гинекологом и имел хорошую степень. Мама занималась причёсками для животных, привычка возиться с ними осталась со времён фермы. Дедушка и бабушка уже были в возрасте и не дожили до ключевого момента, когда должны были остановить её, пока не поздно.

Когда я слушала рассказ о ней, поняла, что маме было вообще тяжело переносить то, что она полноценно не могла расслабиться. Потому что капля крови, могла превратится в объёмное кровотечение, сокращая её шансы на «долго и счастливо». Леони сказала, что отец не был в курсе её болезни в полной мере, да, он видел, что она не лезет в воду, боится удариться или получить минимальное увечье. Но ему казалось, что это просто такая её особенность. Она ушла с работы, когда однажды её поцарапал котёнок, ему не успели надеть специальные накладки. В общем, он просто любил её, и причуды любимой его не смущали.

Постепенно в семье начал возникать вопрос о детях, и мой папа не был настроен. Как и многие мужчины, он хотел бы заниматься карьерой и наслаждаться вечерами вдвоём, а не с орущим свёртком. Мама к тридцати четырём постоянно устраивала истерики, требуя внимание к себе. То есть, за четыре года жизни она начала уходить в себя, от своих внешних депрессий. И тогда отец сломался под её напором.

Он свято верил маме, что она сдавала анализы все это время, оставляла их в кабинете у врача, и все хорошо. Кроме того, считал правильным не вести беременность своей жены. Отец был рад тому, что человек, которого он так искренне любит, наконец, почувствовала себя счастливой. Но был ли счастлив он?

Леони все это время рассказывала так, словно она любит эту женщину, как если бы была её сестрой. Не звучит никакого осуждения поступка, обмана и прочего. Она действительно верит в то, что так и должно было произойти. Мне не хватает окончания рассказа о моих родителях. Жизнь каждого человека, по-своему, захватывающая, хотя бы вспомнить наши отношения с Хантером, мне ведь есть что вспомнить и рассказать потом детям.

– Я принесла нам пиццу, кофе и пончики. Как думаешь, мы сможем потом восстановить свои былые формы?? – Леони заходит в квартиру с большими пакетами еды и передаёт мне. – Кстати, ты закончила уроки?

– Я уже вся в предвкушении. Не понимаю, почему ты не могла рассказать одним махом. – Вытаскиваю коробки на стол, ставлю одну на другую.

– Потому что, когда человек слышит звон, не понимает, откуда он. Ты бы стала думать, что Лилибет обманщица, плохой человек с болезненными фантазиями. Я её вижу иначе. И именно поэтому рассказываю порционно, по маленькой ложечке, – она моет руки в ванной комнате, возвращается с улыбкой на лице, потому что я приготовилась её слушать, уже накрыв стол.

– Я готова приступить, – беру кусочек мексиканской пиццы, тягучий сыр заставляет его намотать на палец и отправить в рот.

– В общем, Роберт приехал с конференции медиков, окончил ещё один курс повышения квалификации, и ему предложили хорошую работу в Таскалузе. Стать главным специалистом всегда было его мечтой. По-своему, каждый из твоих родителей двигался к своим целям. Он перевёз Лилибет в дом, где теперь живём мы втроём. Нанял мастера, который сделает хороший ремонт перед рождением ребёнка, пол которого он так и не знал. И тут начались проблемы, ведь твоя мама не стояла на учёте ни в одной больнице. Она не сдавала анализов и прочего. Постоянно прятала живот в Техасе, чтобы никто не спрашивал о её положении. Затворнический образ жизни превратил её в паникёра, – она отпивает капучино в бумажном стакане и с удовольствием усаживается удобнее.

– И все же, у неё было оправдание? – спрашиваю я, мне очень хочется, чтобы моя мама не была злодейкой в этой истории.

– Конечно, дорогая. Она хотела ребёнка, узнала всю информацию. Ты совершенно точно должна была родиться здоровой, без мутированного гена. Так она думала. Первый тревожный звоночек случился, когда у неё помутнело в глазах. Роберт потребовал показать её карту снова. Потому что это уже повторялось неоднократно. Лилибет, наконец, призналась, что никогда и никуда не ходила. Твой отец был в ужасной панике, которая не допустима врачу. Он не спал сутки, закрылся в своём кабинете и пытался понять, как ему поступить, – она сочувственно хлопает по моей вздрагивающей ладони.

– Самая трудная часть, – констатирую я и смахиваю скатившуюся слезу. Затем выдавливаю улыбку.

Леони встаёт, забирает коробку пиццы, тянет меня в гостиную. Мы усаживаемся так, чтобы она могла меня обнять.

– Она и сложная, и добрая, потому что появилась ты, – женщина вздыхает, гладит мои плечи. – Роберт провёл все анализы, посоветовался с друзьями из профессорского состава, и все, как один, подтвердили, что его жена в любом случае умрёт, и главное, на что ему необходимо нацелиться, это ребёнок. Впервые на сроке девять месяцев твой отец увидел маленькую малышку, которая ждала своего появления на свет. Он говорит, что это похоже на больную любовь, от которой настолько больно, что хочется кричать, но в то же время, ты уже навсегда влюблён в дитя. Лилибет знала, что дни её сочтены, но продолжала готовиться. Покупала тебе маленькие вещи, обставляла комнату, даже несколько раз писала письмо. Но буквы не складывались в строки, а на душе становилось все страшней. Что её дочь будет расти без неё.