Они сидели и разговаривали. Время от времени Филип погружался в себя, и Косареку приходилось тормошить его. Рассказывая о своих проектах, Филип раздухарился. Но это оживление беспокоило Виктора. Он видел в нем предвестие приступа мании. К тому же он вспомнил свой разговор с профессором Романеком о взаимоотношениях бессознательного с мифами и легендами. Виктору пришло в голову, что при написании работы о западнославянской мифологии его друг мог соприкоснуться с собственными внутренними демонами.

– Полагаю, моя работа будет особенно интересна для вас, исследователей бессознательного, – скороговоркой проговорил Филип. – Видишь ли, есть три основания древних богемских верований. Первое – это дуализм: все принадлежит свету или теням. Свет управлял Сварогом Ярким, а Тени – Чернобогом Темным и Мораной, богиней ночи, зимы и смерти. Второе – это царство простых духов: богов и демонов, которые берут свое начало в силах природы. Третье – культ смерти; мертвые населяют другой мир, которым управляет Велес, и вход в этот мир лежит через пещеры. – Он воодушевленно закивал. – Разве это не имеет смысла, Виктор? Ты же последователь Юнга, не так ли? Разве ты не видишь соответствий?

Виктора вновь охватило беспокойство.

– Мы, юнгианцы, считаем, что причины, по которым боги и демоны имеют одинаковую форму в разных культурах, заключаются в том, что они происходят из общих архетипов, – сказал он. – Но судя по всему, дружище, ты нашел предмет своего исследования и по-настоящему увлечен.

– О да, нашел. Нашел!

Филип встал направился в кухню и вернулся с двумя рюмками и бутылкой бехеровки. Виктор обратил внимание, какими изысканными были эти рюмки: стекло переливалось фиолетовым, зеленым и синим, ножка была в виде стебля, удерживающего колоколообразную чашу.

– Что-то новенькое, – сказал он, поворачивая рюмку кончиками пальцев. – Никогда не видел таких раньше.

Филип пожал плечами.

– Подарок. От поклонницы, которая знает толк в таких вещах.

Он наполнил рюмки и сел напротив Виктора. За беседой и ликером они просидели достаточно долго. Виктор заметил, что его друг успевал выпить дважды, пока он сам растягивал одну порцию.

Наконец, явно разогретый ликером, Филип начал расспрашивать Виктора о его жизни, о новой работе. В двух словах, не вдаваясь в подробности, Виктор рассказал о своих пациентах. Затем он вспомнил о письменах на лесной часовенке. Он описал Филипу строение, не забыв упомянуть о том, что надпись на темном от времени дереве была совсем свежей.

– На мой взгляд, это глаголица. Скорее всего, старославянский язык.

– Ну что же ты тянешь, дай посмотреть, – сказал Филип и нетерпеливо протянул руку.

Получив записку, он тут же открыл тетрадь и начал записывать перевод, не прибегая к помощи справочников и словарей, несмотря на то что был окружен ими.

– Это очень интересно… – Филип вырвал листок с переводом из тетради и вручил Виктору вместе с оригиналом.

Читая, Виктор почувствовал, что его бросило в дрожь. Строки вонзались в сознание:

13

Говорят, дома похожи на своих владельцев. Бесспорно, здесь был именно такой случай. Смолак топтался в роскошном холле – он с трудом сдерживал бурю эмоций, захватывавшую его всякий раз, когда он вдруг осознавал, что увидит Анну Петрашову еще раз, что их встреча неизбежна. Он ощущал флер ее сдержанной элегантности во всем, что его окружало. Он мечтал, чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы это ощущение, делавшее ее близкой, фактически осязаемой, длилось как можно дольше, но предстояло совсем другое.

Ее дом был именно таким, как он представлял себе, за исключением того, что почему-то он полагал, что живет Анна Петрашова поближе к деловому центру города. Оказалось, что ее вилла была на севере, за Влтавой, с видом на сады в Бубенече[34].

В доме многое напоминало о ее работе: в торговом зале «Посуда и украшения из стекла Петраш» колонны и пол были выполнены из того же полированного мрамора и оникса; тот же сдержанный декор на стенах – ровный тон без узоров, чтобы не отвлекать внимание от смелой геометрии и ярких цветов модернистских и супрематических картин, украшавших интерьер.

И конечно же повсюду было стекло: сияющие водовороты из фиолетового, зеленого и синего на узких горлышках ваз и широко распахнутых раковинах блюд и тарелок. В холле Смолак увидел нечто, что безропотно мог назвать самым прекрасным произведением искусства, сотворенным стеклодувами, – вазу высотой полтора метра, изготовленную из уранового стекла. Ваза имела угрожающе хищный вид: длинные ростки, похожие на щупальца, поднимались от основания к узкому горлышку, сливались воедино, а затем, снова переплетаясь, устремлялись к краям, напоминая то ли экзотический цветок, то ли пасть чудовища. Изысканные формы вазы вызывали восхищение, но сильнее всего детектива поразили цвета: стекло переливалось всеми оттенками радуги, подобно перу павлина, и, казалось, что ваза излучает свет.

Прибыть сюда по срочному вызову казалось невероятным. Ощущение, что мир не перестает удивлять, в последнее время преследовало капитана Лукаша Смолака. Полицейские, а особенно детективы, расследующие убийства, обращают внимание на то, чего не видят другие. Он привык ориентироваться в ситуациях, которые казались другим сюрреалистическими, причудливыми. Тем не менее, будучи представителем профессии, в которой принято ко всему необычному относиться с подозрением, он был склонен трактовать бесчисленные необъяснимые совпадения именно как случайности, стечение обстоятельств.

Смолак стоял в прихожей Анны Петрашовой, со страхом предвкушая встречу с ней лицом к лицу, не переставая изумляться красотой стеклянной вазы, гипнотизирующей, как будто застывшей в движении и переливающейся на свету. Ему казалось, что земля уходит из-под ног.

Да, совпадение, стечение обстоятельств, но такое совпадение даже Смолаку виделось совершенно неправдоподобным.

– Капитан? – обратился к нему Мирек Новотны, его подчиненный, молодой и чересчур амбициозный; он забрал Смолака из кафе «Ипподром» и теперь стоял рядом посреди прохладного, отделанного мрамором холла.

– Где? – спросил Смолак.

– В спальне, – Новотны указал в сторону лестницы с причудливо изогнутыми перилами.

Смолак поднялся на второй этаж. По раздающимся голосам он понял, какая именно из трех спален была пунктом назначения.

Судмедэксперт доктор Бартош и полицейский-криминалист уже были на месте.

Она тоже была там, Анна Петрашова. Лежала на кровати и смотрела на него. Взгляд был тяжелым.

Ему захотелось вернуться вниз, в холл, чтобы стоять и любоваться прекрасной вазой. В холле было спокойно, там царил вкус хозяйки дома. Здесь же, в этой спальне, властвовали хаос, кошмар и боль.