– Логично, Саня, – одобрил Захар. – Геннадий, ты хочешь что-то возразить?

– Да что здесь возражать? Это всё и так давно известно. – Петренко тщательно протирал свои очки мягкой фланелькой. – Вот если бы Александр Львович сказал, что делать нужно…

– Вот об этом мы сейчас и поговорим. – Горбовский ещё раз осмотрел своих подчинённых. Никто из них слова не просил, вопросов не задавал. Отлично – значит, ситуация им ясна. – Как следует вести себя в свете этой, честно говоря, нешуточной угрозы? На Ветале уже висит столько трупов, что лишних он не побоится. Всё равно под расстрел идти. Характер у него жестокий, амбиции непомерные, и никакими комплексами он себя не грузит. Да Веталь и сам об этом не раз гордо заявлял. Все прежние его ультиматумы не были блефом. Дело кончалось то автокатастрофой, то посылкой с взрывным устройством, то внезапным сумасшествием и суицидом. Ну, и ещё много всякого разного – вы сами в курсе. Веталь снискал себе славу крутого мэна, а потому к его угрозам нужно относится очень серьёзно. Итак?..

– Я считаю, что нужно очень тщательно досматривать все самолёты, вылетающие из «Пулково» после половины шестого вечера двенадцатого января. Необходимо проконтролировать пассажиров – чтобы не пронесли на борт оружие, взрывчатку и так далее. К тому же следует обращать внимание на предметы двойного назначения, которые могут быть использованы как оружие. – Василий Павлюкевич потирал ладонью мощную, как у всех борцов, шею. – Вместе с тем нужно всячески демонстрировать Веталю, что мы заинтересованы в переговорах. А одновременно делать всё для того, чтобы выяснить его местонахождение и задержать. Так во всём мире делают при общении с террористами. Усыпляют их бдительность, а потом штурмуют…

– А если Веталю этот шмон в аэропорту не понравится? – лениво спросил Ружецкий. – Я уж не говорю о том, что он может засечь подготовку к аресту. Тогда уж точно мало не покажется.

– Были же случаи, когда эти ребята нарушали достигнутые договорённости! – не сдавался Павлюкевич. – Они ведь могут сорваться и раньше, чем через сутки.

Андрей, закончив барабанить ботинками чечётку, по-школьному поднял руку.

– Извиняюсь! Поправочка, Вася, вернее, разъяснение. Я хочу и тебе, и всем присутствующим быстро изложить свои соображения. Первое – очень трудно, скажу даже, что невозможно досмотреть все самолёты. Как мне известно со времён службы в «Пулково», у Веталя и его коллег масса своих людей среди тамошнего обслуживающего персонала. Механики, заправщики и прочие техники лично у меня под большим подозрением. Кто именно там озорует, не знаю, а потому подозреваю всех. Веталю ни к чему пользоваться услугами пассажиров при подготовке теракта – раз. И второе – он будет использовать не обязательно взрывчатку, которую ещё можно обнаружить. Достаточно чуть-чуть не докрутить гайку или сунуть в кабину экипажа баллончик с нервнопаралитическим газом. Не исключено, что в пищу и напитки лётчикам подмешают отраву растительного происхождения, которая не оставляет следов в организме. Она подействует прямо в воздухе, и никакой «чёрный ящик» не прольёт свет на причины аварии. Ну, просто весь экипаж вдруг вырубился, и самолёт рухнул на землю! И так далее – вы меня поняли…

– Да, пожалуй, ты прав. – Павлюкевич снял соринку с рукава своего пиджака. – Но, по-моему, нужно всё-таки согласиться…

– Безусловно! – подхватил Минц и привстал за столом. Петренко, которому никак не удавалось высказать собственные соображения, раздражённо дёрнул щекой. – Нужно согласиться, а тем временем по возможности найти и допросить тех, кто был причастен к той операции. Я имею в виду начальника поезда, кладовщика, грузчиков. Словом, всех, имеющих доступ к бутылям с кислотой. Ну, конечно, и администрацию того предприятия, откуда шла партия, надо посетить непременно. Может, у них были смежники. И эти бутылки под шумок подсунули…

– Да уберут они всех, Александр Львович! – Петренко отложил свои записи и взглянул поверх очков. – Вон, Андрей говорит, бригаду из крематория в полном составе почикали. По крайней мере, трое из четверых – уже определённо в морге…

Озирский вытаращил глаза и восхищённо улыбнулся. На самом деле он с Геннадием ещё не откровенничал. Тот по своим каналам сумел узнать не только про Мажорова и Беллавина, что было ещё понятно, но и про Кислякова.

– Никто не будет дожидаться, пока мы их допросим. Но я. в принципе, не возражаю. Такой вариант можно держать как запасной, но надеяться на него наивно. Нужно искать другие пути. И ни к чему запутывать блистательные комбинации. Мы не сценарий вестерна пишем, а несколько другим делом занимаемся. Давайте думать – для того нас здесь и собрали.

– Ты, Гена, думай, а я пока своё мнение скажу. – Захар под столом похлопал Минца по руке, давая понять, что в обиду не даст. – Василий, я тебе прямо сейчас работёнку дам. Свяжись с аэропортом. Нехай усилят контроль на досмотре, увеличат количество милицейских постов. Шмонать должны каждого, даже древних старцев и грудных младенцев. У детишек в ночном горшке удобно гранаты прятать. Так что иди, Вася, а мы продолжим обмен мнениями. Что, Саня? – Захар живо повернулся к Минцу, который шевельнулся за столом и открыл блокнот.

Павлюкевич, отодвинув стул, поднялся и пошёл к двери.

– Ты только предупреди, чтобы панику не создавали! – сказал ему вслед Захар. – Никакой утечки к пассажирам, а то светопреставление начнётся. Пусть работают тихо и тщательно, как положено на таком сверхважном объекте…

– Захар Сысоевич, если по какой-то причине поиски и допросы закончатся ничем, придётся идти на прямой контакт с Веталем. – Саша смотрел не на Горбовского, а на стоящую в углу кабинета кадку с папоротником.

Павлюкевич от дверей охнул:

– На прямой? С Веталем?..

– А почему бы и нет? С Уссером я пару раз встречался, и мы всегда находили компромисс. – Минц пожал плечами и вдруг прищурился, словно его внезапно задушила злоба. – Василий, а что ты, собственно, прикажешь делать? Людей-то надо спасать!

– Так что – Уссер! – Михаил Ружецкий откинулся назад, поставив свой стул на две ножки. – Уссер тебе всегда всё сделает. А Веталь… Львович, фанера, ты его родного племянника посадил. Думаешь, он с тобой целоваться полезет?

– Да причём здесь племянник, я не понимаю! – Саша уже впал в своё любимое состояние каменного упрямства, и теперь даже самые веские доводы не могли сдвинуть его с мёртвой точки.

– Как это «причём»? Твоего бы племяша кто-нибудь с «червонцем» сосватал, как ты посмотрел на это? – сразу же завёлся и Мишка, катая желваки на скулах.

Горбовский пошёл пятнами, ругая себя за то, что уже в который раз допустил открытое столкновение на планёрке.

– Из-за Юрки я бы не стал гробить важное дело – это во-первых. А, во-вторых, я не с «червонцем», к сожалению, а только с «пятёркой» его сосватал. Адвокат Анатолий Фокич Усвятцев сбавил ему срок вдвое. Да ещё добился перевода со строгого режима на общий.

– Да всё равно – раз кровное дело, к чёрту рисковать! – вмешался Тенгиз Дханинджия с другого конца стола. – Они и людей взорвут, и тебя заделают. С Веталем, по крайней мере, тебе невозможно будет договориться. Тебя если не порежут тут же, так в заложники точно возьмут. Ты мне поверь. Я знаю, что такое кровничество. Теперь ты – его смертельный враг, пусть там хоть адвокат, хоть кто… Захар Сысоич, дорогой, давай я пойду! Я племянника Веталя не сажал!