Я знала, что пора побеседовать с законником Бриско так, как я еще ни разу с ним не беседовала. Он часто говорил, что в каждой истории есть хороший человек. Благость законника Бриско заключалась в том, что он был хорошим человеком в своей собственной истории.

После той страшной бури я поехала с ним повидаться. Половина Теннесси тащилась по грязной дороге, изрытой глубокими колеями. Телеги и фургоны еле двигались, как обычно. Мне страшно хотелось перейти на бег, несмотря на мои собственные мысли. Уже настало утро, но день занимался как будто неохотно, медленно. Я начала гадать, а каково было бы снова тем же давним путем поехать в Вайоминг и найти лакота, таких, как я. Может быть, они с радостью примут меня обратно. Может, и Пег примут. Я вспоминала путешествие, которое совершила тогда со Старлингом Карлтоном, – как он нахлестывал коней, загоняя до полусмерти. И впрямь, когда мы прибыли в форт Ларами, лошадь Карлтона была так измучена и вконец загублена, что ее пришлось пристрелить. Теперь, если есть деньги, конечно, можно было поехать на поезде из Париса в самый Сент-Луис, а потом пересечь странное величие и протяженность миль и добраться до возвышенных равнин. Мы, Пег и я, поедем на самых плохих лошадях Лайджа – нам никто не даст Пегаса и Буцефала. Три недели в пути, еду по дороге добывать охотой на всяких тварей. И еще теперь, когда год клонится к закату, на высотах, может быть, уже ляжет снег и убийственный пронзающий ветер будет гулять по равнинам. Нахмуренное черное небо и враждебные луны будут смотреть на нас сверху. И еще, может быть, лакота не так уж обрадуются девушке чикасо, да еще такой, что говорит только по-английски и не умеет никакой работы по лагерю. Может, им понравится, как она искусно стреляет, это возможно. Но остался ли там кто-нибудь, кто меня узнает? Не думаю. Много лет, много битв, все сорвано со старых мест, и весь голод, и угнетение, и ужас такой жизни.

Последний ветер бури пересек мой путь, и солнечный луч пробился через тучи на светлеющем небе.

Может, законник Бриско даже отчасти ожидал меня. Может, ему подсказало чутье, основанное на том, что он знал обо мне, и на его собственном опыте законника. Он пригласил меня садиться. Он попросил Лану Джейн Сюгру принести нам кофе. Снаружи Джо и Вирг стучали топорами, подчищая то, что поломала буря. Новый дом уже покрыли новой крышей. Старое дерево упало, но мимо дома, из уважения к труду строителей. Бах, бах, твердый братский ритм. Лана Джейн пришла с улыбкой и с чашками кофе и поставила их на стол.

– Вот, дорогая, – сказала она мне и снова ушла. В огромных дверях амбара она смотрелась как мышка на чердаке.

Я выразила свою радость по поводу того, что дом почти готов. Законник Бриско поблагодарил меня за ту работу, что я для него сделала. Он сказал, что ему повезло иметь такого распорядителя на стройке. Я в свою очередь поблагодарила его. Эта светская беседа была натужной, поскольку служила лишь нитью, ведущей к чему-то еще.

– Полковник Пэртон сказал, что говорил с вами.

– Да, он заезжал, – ответил законник Бриско.

– Тогда вы знаете, что Джас Джонски мертв.

– Он мне сказал.

– И что шериф Паркман думает на меня.

На это законник Бриско ничего не ответил.

– Мистер Бриско, это ничего, если я буду говорить с вами как старая знакомая?

– Старая знакомая? Винона, что ты. Ты мой друг.

– Ваш друг?

– Я надеюсь.

Это меня сильно удивило. То, что он употребил такое слово.

– Обстоятельства причинили мне великое несчастье, – начала я, и эти слова прозвучали в моих собственных ушах будто издалека, будто цитата из романа, действие которого происходит, скажем, в Англии. – Я до сих пор ничего не говорила никому, кроме Розали Бугеро. Но я боюсь, что Фрэнк Паркман меня арестует.

– Да, я думаю, что это не исключено, – сказал законник Бриско. Он оставил свой кофе, встал, подошел к знаменитому шкафчику (к счастью, пережившему пожар), вынул бутылку своего лучшего виски и налил себе стакан. – Ты знаешь, я сам в последнее время держусь не лучшим образом. Обстоятельства причинили мне великую тревогу, если выражаться твоими словами.

Он глотнул блестящей желтой жидкости.

– Итак. Рассказывай.

– Вы знаете, что Джас Джонски когда-то был моим… Когда-то я собиралась выйти за него замуж.

– Да, я, кажется, это знал. Определенно.

– А потом я раздумала за него выходить. А совсем недавно он написал мне и снова просил моей руки, и Джон Коул сказал, что в письме Джас проговорился кое о чем, сам того не желая.

– Что же это было?

– Явка с повинной.

– По поводу чего?

Я сидела и призывала в свое тело мать, прося повести меня и дать мне свою знаменитую храбрость. Но у меня получилось только заплакать. Это были не настоящие рыдания, а так, будто через мои глаза выжимали воду. Законник Бриско, вместо того чтобы податься вперед и меня утешить, откинулся назад. Это помогло не хуже. Мало-помалу мои глупые глаза перестали качать влагу. Мало-помалу я успокоилась. И тут меня охватило что-то другое, нечто вроде яростной решимости. Я вдруг ощутила себя свободной, как вольноотпущенник. Я поняла, что в этой новой свободе могу говорить что угодно. Это мать, подумала я, моя мать.

– В те дни, когда он еще был моим женихом, он причинил мне вред, – сказала я медленно, подыскивая слова. – Он избил меня и повредил мне лицо.

– Это мне известно, если ты помнишь, – сказал законник Бриско. – Это весьма предосудительное деяние. Оно карается двумя годами каторжных работ, если вина доказана. Я тогда посоветовал… осмотрительность. Возможно, я был неправ. Теперь я склоняюсь к мысли, что я был неправ.

– Но в центре этого дела было нечто гораздо худшее, или то, что казалось мне гораздо худшим, и это причинило мне…

– Великое несчастье, – подсказал он.

– Да.

– Винона, если это то, о чем я думаю, у Блэкстоуна говорится, что саксы карали подобное преступление смертью. В поздние века мы стали более снисходительны. Весь этот раздел у Блэкстоуна – весьма небезынтересное чтение. Кое-кто утверждает, что raptus mulierum не может иметь места в браке. Считается также, что оно не может иметь места между обрученными, но в этом случае таковые действия подпадают под определение мошенничества, которое также является преступлением и карается каторжными работами. Однако мне не известен ни один случай, когда по этой статье кого-либо осудили бы. С другой стороны, ты как человек из племени сиу формально считаешься военнопленной и приписана к новым резервациям в Вайоминге и Монтане. А поскольку ты вообще индеанка, суд может счесть, что ты находишься за пределами действия закона, что на тебя закон не распространяется. А следовательно, только от взглядов, мнений и законов, действующих в данном округе, зависит, насколько серьезно будет воспринято совершенное против тебя. Многие скажут, что это деяние не может являться нарушением закона… Однако, – продолжал он, – это все пустые слова. Истина заключается вот в чем: Винона, я считаю, что это отвратительное и тяжкое преступление, и, зная тебя – что это сильнейший удар по твоей превосходной и необычной натуре. И знай я об этом, я мог бы с чистой совестью убить его сам.